Вечеромъ я улучилъ минутку и остался наединѣ съ голландцемъ.
— Послушай, братъ Гансъ, надо намъ какъ-нибудь вырваться на волю, мнѣ вовсе не нравится перспектива быть съѣденнымъ вмѣсто жаркого…
Гансъ сперва было обрадовался, но потомъ жалобно отвѣтилъ:
— Какъ же мы убѣжимъ, баронъ? Вѣдь мы не знаемъ, гдѣ лежитъ этотъ островъ.
Его нѣтъ ни на одной картѣ; какъ же мы попадемъ въ Европу?
— Стоитъ ли смущаться такими пустяками? Только бы намъ не держать на югъ, а тамъ ужъ все равно, куда не направиться — на сѣверъ-ли, на западъ, или на востокъ, все равно попадемъ къ цивилизованнымъ людямъ, а тамъ намъ покажутъ дорогу.
Онъ успокоился, и мы стали обдумывать, какъ бы сдѣлать лодку. Я вспомнилъ о деревьяхъ, на которыхъ повѣсили лгуновъ.
— Это, должно быть, самыя крѣпкія деревья, подумалъ я, если они лгуновъ могутъ удержать на своихъ вѣтвяхъ.
Голландецъ отвѣтилъ мнѣ:
— Не знаю, къ какой породѣ принадлежатъ эти деревья, только плоды ихъ похожи на тыквы, или, скорѣе, на пузыри, величиною съ тыкву, потому что, они наполняются газомъ и въ спѣломъ состояніи представляютъ настоящіе маленькіе аэростаты. Имъ никогда не даютъ вызрѣвать, потому что разогрѣтые солнцемъ, они поднимаются на воздухъ и увлекаютъ за собою все дерево вмѣстѣ съ корнями.
— Другъ, мы спасены! Дорогой землякъ, теперь ужъ мы, навѣрное, увидимъ родину! Когда будутъ срывать плоды?
— Вѣроятно на дняхъ…
— Что же съ ними сдѣлаютъ?
— Мнѣ разсказывали, что ихъ связываютъ по нѣсколько штукъ вмѣстѣ, кладутъ на солнце и ждутъ, пока они нагрѣются и улетятъ. Этотъ день считается у туземцевъ большимъ праздникомъ.
Я узналъ все, что мнѣ нужно было. Втихомолку я сдѣлалъ нѣсколько опытовъ надъ плодами, мы запаслись провизіей; въ день отлета плодовъ, когда ихъ связали дюжинами, я потихоньку унесъ штукъ двадцать такихъ связокъ; мы съ голландцемъ привязали себѣ по десятку связокъ этихъ воздушныхъ шаровъ къ поясу и стали на солнце; шары нагрѣлись, поднялись и понесли насъ по вѣтру на западъ…. Я видѣлъ еще, какъ голландецъ опускался все ниже и ниже, какъ онъ упалъ въ море и какъ его взяли на какой-то корабль. Впослѣдствіи я узналъ, что онъ счастливо возвратился на родину. Самого же меня несло все дальше и дальше, и я уже собирался отвязать дюжины двѣ шаровъ, чтобы спуститься на корабль, но побоялся, что не смогу догнать его, такъ какъ онъ плылъ въ противоположную сторону. Пока я раздумывалъ, поднялся страшный ураганъ, меня закрутило въ воздушномъ столбѣ, какъ щепку, и я кружился три дня и три ночи. Къ счастью, я запасся провизіей и не умеръ съ голоду. Наконецъ, однако, этотъ бѣшеный вальсъ совсѣмъ закружилъ мнѣ голову, и я упалъ безъ чувстъ въ холодную морскую воду. Какъ искусный пловецъ, я спасся, догнавъ корабль, шедшій въ семнадцати миляхъ впереди меня. Это оказался турецкій фрегатъ. Я разсказалъ на кораблѣ о своихъ приключеніяхъ на островѣ дикарей, но никто не хотѣлъ мнѣ вѣрить. Когда я сталъ разсказывать о вихрѣ, который носилъ меня трое сутокъ надъ моремъ, капитанъ пожалъ плечами и сказалъ своему сосѣду:
