Давление у меня высокое, она назначает резерпин. Я отказываюсь:
— Он мне не помогает.
— Тогда уколы дибазола. — Голос ее становится еще мягче: — Если это не поможет, что-нибудь другое найдем.
— Не поможет и дибазол.
— Попробуем еще раз. — Улавливаю в голосе нотки материнской строгости, брови ее становятся тверже…
— Зачем?
— Вы сюда лечиться приехали или нас учить? — в голосе прорывается раздражение.
— Лечиться. Сначала я выполнял все назначения. Мне ничего не помогло. Делать новый заход не хочу. Если есть что-нибудь новенькое — давайте попробуем.
— Тогда уколы магнезии. — Голос у врача уже совсем обиженный, видимо, предчувствует, что и это будет отвергнуто.
— Извините. Честное слово, от магнезии у меня был колоссальнейший абсцесс, — с виноватой улыбкой отвечаю я.
Она молча защелкивает пластмассовый футляр тонометра и уходит из палаты совершенно расстроенная.
Я совсем не хотел злить это милое существо с таким певучим голосом, кроткими, добрыми глазами. Но и я же не виноват, что другие врачи уже испробовали на мне все эти лекарства.
Иду к Ариану Павловичу. Вижу, хирург не рад моему приходу.
— Ариан Павлович, что будете со мной делать?
Он отвечает с неохотой:
— В общем, надо резать. Но очень не хочется. — Тяжело вздыхает. — Повторно оперировать очень сложно. Резать по старому рубцу — там много спаек. Да и живот у тебя вон какой. Давай пока сдавай все анализы, а там видно будет. И директора института сейчас нет, она в ГДР, а завотделением в отпуске. Без них я не могу решать.
Спустя несколько дней Зоя Ивановна говорит, чтобы я готовился к очень неприятному исследованию — пневморену. У меня даже колени задрожали.
— Зояванна! — взмолился я. — Мне до операции делали, и то ничего не получилось, а сейчас там спайки…
— Больной, вы опять меня учите?
Я не знаю, как сделать, чтобы врач, которая для меня же хочет как лучше, не хмурила брови и не сжимала от досады губы.
— Зояванна, поймите меня правильно, я не строю из себя умника. И не хочу вас учить.
— Готовьтесь на завтра — и никаких разговоров.
Отправляюсь искать Ариана Павловича. Случайно встречаю его на лестнице. Рассказываю о своей беде.
— Ладно, я с ней поговорю.
— Ариан Павлович, вы забудете. Или что-нибудь помешает. Вы же знаете, как тяжело переношу я эту процедуру.
— Пошли, — сдается он.
Ариан Павлович заходит в ординаторскую, а я остаюсь в коридоре. Слышу, разговаривают на высоких нотах. Через минуту выходит Зоя Ивановна, окатывает меня гневным взглядом:
