Только полковник Луцкер, встав с постели «в шесть ноль-ноль», стал прилаживать к себе парадный мундир. Но тут проснулась его жена Муся (на этот раз был нарушен многолетний режим дня, по которому она должна была проснуться в половине двенадцатого), которая плохо спала всю ночь и во время бессонницы дала себе клятву «лечь костьми», но не выпустить Луцкера из дома.
– Не позорьте, Боря, мундир советского офицера!..
Муся хорошо продумала свой воспитательный монолог.
И полковник тоже остался дома.
Через два дня майор Яловой снял со стадиона милицейское оцепление.
Астроном-любитель Иван Геман принес Григорию Минутко извинения за грубые и несправедливые слова, сказанные им во время мятежа «в состоянии повышенной эмициональности». И был прощен.
Иван Никитич Шпынь, конечно, послал в «инстанцию» донесение о мятеже, но никакой реакции на это сообщение, насколько нам известно, не последовало.
В ближайшие дни в городе никто не вспоминал о случившемся – все сделали вид, что ничего и не случалось.
5.
«Летописец» положил в папку для заготовок очередную страничку:
«Жители Обода кажутся мне простодушнее большинства соотечественников. Откуда это несовременное свойство – в наше-то время, когда ближние, увидев на твоем лице поднятое забрало, так и норовят попасть кулаком в твой нос?
Выскажу собственную, научно пока не подтвержденную версию.
Говорят, когда животных заводят на скотобойню, страх и отчаяние, которые они испытывают при этом, оставляют некий след в стенах скотобойни, ее атмосфере и в мясе уже убитого животного. И, поедая шницели и котлеты, человек заполняет желудок белками, а этим, появившимся у животных перед смертью, – душу. Не зря на Востоке любому употребляемому в пищу мясу предпочитается баранина – бараны, оказывается, единственные животные, которые, ничего не соображая, ничего и не страшатся, ничего такого и не испытывают, когда идут на казнь. И мясо их человеческую душу ничем вредным не насыщает…
Обод возник на месте, где когда-то стояли землянки зэков-строителей Канала – людей несвободных, униженных, с особым, сформированным жизнью в неволе внутренним миром. И мир этот за годы строительства Канала в толще засыпанных зэками песочных карьеров оставил след, который посылает ныне живущим здесь некий импульс. Трудно сказать, как этот импульс влияет на психологию и поведение современных ободовцев, но я убежден, что именно в специфике земли, на которой стоит наш город, надо искать разгадку некоторых их странностей…».
