– Мне нужна твоя помощь, Михал Михалыч. На дипломатическом поприще.
Гурсинкель важно надул щеки, а редактор стал рассказывать о новой рубрике и о своем желании привлечь на временную работу («пока, гм-гм, «кусок» долетит до Обода») Грушина.
– Конечно, основной разговор с Павлом Петровичем – за мной, – Минутко, волнуясь, слова подбирал с трудом, делал частые паузы. – Но ты… подготовь своего друга к этому разговору. Боюсь, он откажется, тогда моя идея… коту под хвост. По телефону разговаривать с Грушиным неудобно, приглашать его в редакцию письмом – тоже неудобно, да и глупо. Разговор должен быть с глазу на глаз. Прошу тебя, Михал Михалыч… ты все можешь. Передай Павлу Петровичу мое приглашение придти в редакцию, воздержись от подробностей, но скажи слова, после которых он согласится выслушать меня. Какие надо сказать слова, ты сам знаешь.
Лицо аптекаря исказила тяжелая озабоченность.
– У нас теперь, Гриша, ситуация, как в том анекдоте: один еврей долго уговаривал своего друга-бедного еврея выдать дочку замуж за сына Рокфеллера, наконец, уговорил; «полдела сделано!». Помнишь конец?
– Помню: «осталось уговорить сына Рокфеллера». Думаешь, Павла Петровича удастся уговорить?
– Сейчас он пишет серьезную книгу и, наверно, не захочет на что-нибудь отвлекаться. Но если я с ним по-дружески поговорю…
Минутко поднялся со стула.
– Твою миниатюру о попугае Валидоле мы напечатаем послезавтра.
Чтобы подтвердить репутацию человека, который может все, Гурсинкель хорошо обдумал слова, с которыми он на другой день пришел на квартиру к Грушину. Какие то были слова и как долго перед летописцем держал дипломатические речи ободовский аптекарь, для нашей истории значения не имеет. Сообщим результат встречи: когда Гурсинкель рассказал Грушину, какую работу собирается предложить ему городская газета, Павел Петрович, не колеблясь, согласился поговорить с Григорием Минутко. Во время длинных монологов аптекаря, с неизбежными цитатами из анекдотов, Грушин успел хорошо обдумать предложение: новая газетная рубрика, конечно, – от лукавого, но в редакции у него появится возможность узнать немало сверх того, что он уже знает об ободовцах, а это – новые страницы его главного дела – «Летописи»!
Беседа Грушина с редактором состоялась на другой день после разговора летописца с аптекарем; после этого Павел Петрович ежедневно на два часа стал приходить в редакцию; в отделе писем ему поставили стол и телефон.
