Поле, рощица, овражек, какой-нибудь захудалый садик, даже огород – умиляли и радовали ее несказанно. «Мне бы – знахаркой, – говорила она, широко раскрывая голубые и бойкие глаза, – я б тогда смерть, как лиса, со следу сбила, меня бы до кореньев допустить». Все времена года, все птицы и звери, все, что цвело и веселилось, было близко ей. Соловьи и осины, подберезовики и кроты, дубы и пескари, закаты, восходы, росы, ветра – все, все щекотало ее сердце.
Идет мимо нее красноармеец. В коротеньких сапогах, открывавших ее кругленькие икры, в юбочке хаки, в гимнастерке и пилотке, воззрилась она на березовую рощицу. Говорит солдату:
– Наберегли, накопили, нахозяйствовали, а он – кто?.. Враг! Ему, наезжему, красоту такую отдать?!
Боец смотрит на лес. Думает о родных местах, вспоминает самые веселые дни. Ага! Свадебная, гулянка. Зима, поближе к концу, время свадеб. Й тут вот роща словно собралась на свадьбу. Невесты-березы в талии обтянуты белым шелком с черными вышивками. Золотой газ реет над ними. В густом скопидомном золоте стволы сосен, ярки их иссиня-зеленые иглы, среди игл разбросаны шишки.
– Наезжать наезжают многие, – скажет красноармеец – пензенский или уральский крестьянин. – Да каково-то им придется уезжать? Мы нашу красоту грабить не позволим. Сила не тесто, Расея не квашня, – понаскребем такое – вспухнут! Дай время.
– И я так думаю. Подвооружимся, соберемся, и будет ему плохо.
– А что ж? Не кто-нибудь, – Советская Расея! Вот она какая – просторная.
Настасьюшка с восторгом передает этот разговор, подкрасив его слегка: фантазия – не ложь, фантазия – правда, да только попрытче. И летит та девичья фантазия по линии, добираясь до самых смертных окопчиков, забрызганных кровью, замощенных патронными да снарядными гильзами. Летит такая прекрасная, что всякому хочется с нею встретиться!
Говорят: «Хвали бесстрашно, перехвалить через край нельзя». Но кто знает наш народ, поймет, что это не так. Привыкший к едкому слову, он и в принятии похвалы, и в отдаче ее – осторожен. Оно и лучше. В кремне огня не видать. Величайшим тактом Настасьюшки было то, что веру в победу, веру в то, что неудачи временны, она сумела облечь в эти скромные и прекрасные описания русской природы. Поэтому и похвалы ее казались естественными, и вера ее – правдивой.
Душе становился понятен глубокий смысл жизни. Сродно птице летать, рыбе плавать, а русскому быть красивым в минуты опасности!
6
Между землянок со вздрагивающими трупами показалась фигура комиссара, Марк устремился туда. Когда он вернулся, Бондарни сидел по-прежнему, доложив тонкие руки на колени, такие острее, словно напоказ. Среди рыженьких волосиков тыльной части руки как пали несколько капелек с березы, так и лежат…
