– Перун!
– Аллах!
Русский изловчился, и опять он на ногах. Опять Тискают, таскают, крутят, вертят. Упали оба на кипарис, и высокое дерево зашаталось, покренилось.
Толпа, тяжело содрогаясь, яростно дышит! Даже византийский чиновник, потеряв самообладание, сорвав с головы черный колпак, мнет его в руках и кричит:
– Русь, Русь, хорошо! – И через мгновение: – Араб, араб, хорошо!
В самый разгар исступленной схватки, когда зрители, дрожа от волнения, жадно ловили и расценивали каждое движенце борцов, когда опустел не только дом, но и весь квартал, а деревья сада и окрестные крыши были усеяны любопытными, и мальчишки визжали так, что их слышал весь Константинополь, сквозь толпу пробрался розовый живчик юноша. Живчик что-то быстро прошептал на ухо седоусому почтенному русскому.
Русский старик громко крикнул.
И тогда русский богатырь вдруг снял свои руки с пояса араба.
Махмуд глядел на него недоуменно. Разве нарушено какое-нибудь правило? Или кончился срок? Ведь борьба назначена без срока!
А русский, пошатываясь от злости, но послушный, шел за своим стариком.
– Куда он? – спросил Махмуд, шагая за русскими.
Византийский чиновник преградил ему путь и сказал:
– Сенатор и друг императора господин Аполлос, уважаемый и почитаемый, пригласил к себе немедленно русских купцов.
Чиновник направился к своей скамеечке возле ворот, а кади Ахмет сказал:
– Говорят, князь Игорь потребовал немедленной выдачи своих задержанных византийцами купцов, грозя в ином случае прервать переговоры. Жаль! Борьба была славная.
Джелладин повернулся к Махмуду и злобным, свистящим шепотом прошипел:
– Бороться б тебе смелей и лучше, русский лежал бы на траве, а нас бы уже пригласили к императору. О, сын шакала и гиены!
– Я?..
Махмуд схватился за меч. Джелладин побежал в дом, проклиная самоуправца, а кади Ахмет сказал:
– Никогда не нужно обнажать оружие против закона, даже когда Закон злится. – И вздохнул – Но мне все-таки печально, что ты не зарубил его. Он становится отвратительным. Еще твое счастье, что он не знает и не узнает, о чем ты говорил с русскими купцами.
– Они вернутся?
– Кто?
– Русские. Я хочу бороться.
– Где хочешь ты, там не хотят византийцы. Я думаю, что русские не вернутся.
– Но поняли ль меня русские?
– А зачем? Печальней, что ты не узнал, как живут родственники Даждьи в стране Русь. По-видимому, мы скоро вернемся в Багдад, и хорошо бы облегчить твоей жене роды, привезя ей весточку с родины. Не знаю, каково тебе, а я уже тоскую по своей старухе. Да, мы скоро вернемся, Махмуд.
