Добрались. Вошли в город – большой, светлый, белокаменный, со стеклянными окнами, с паровыми котлами и воздушными шарами. Первым, конечно, открыл ворота города сын вождя, примчался, смотрите, смотрите, а там и мосты разводные есть, и телефон есть, папка, айда к себе в кабинет, я тебе сейчас позвоню!
Выскочка чёртов…
Этому-то выскочке и дом достался первее всех, на площади, нам уже что похуже. Нет, мне грех жаловаться, мой отец тоже вельможа не последний, а всё равно мне до сына вождя как до города пешком…
Тьфу, сказанул… до города пешком… дошли уже до города…
Он меня убьёт.
Затылком чувствую – убьёт.
А может, нет. С чего я взял, что он меня прихлопнет, что я, тайны хранить не умею…
Идём к городу – по узкой полоске земли, на которой всё: и города, и не-города, и вся наша жизнь. Тянется полоска земли из ниоткуда в никуда, то поднимается – неприступной горой, то опускается – в пропасть.
Идём. Тащим лопаты – непривычно тяжёлые, ещё думаю, как бы он этой лопатой не разбил мне голову.
Я не скажу, кого мы хоронили.
Не скажу…
Уходили из города.
Не сразу, конечно. Жили в городе на вершине горы – века и века, строили какую-то эпоху благоденствия, поэты наперебой восхваляли наш просвещённый век. До последнего не верили, что скатимся вниз – с горы. Да как это можно – вниз, с горы, да что там дальше – только крутой спуск, глухие леса, дикарские хижины, огни костров. Так зачем идти куда-то дальше – вниз, вниз, в холодный туман…
И всё-таки – случилось.
Нет, сначала ничего не случилось – к исходу из города мы катились постепенно. Всё началось с вельмож, которые хоть и получили дома хорошие, а всё не такие, как у вождя, и тем паче, у сына вождя. Хаживали вечерами к моему отцу, сиживали в закрытых комнатах. Говорили про цены на зерно, про неурожай, про уголь, про сахар, про то, что выгодно торговать шёлком. И между делом – тихохонько, осторожненько – намекали, что неплохо бы вождя… и сынульку его… и самим бы…
Отец донёс вождю – слишком поздно, когда уже вспыхнуло восстание, город пылал, охваченный пламенем, люди лезли на баррикады. Должно быть, мой отец тоже до последнего думал, как бы вождя… и сыночка его… и самому…
Вот тогда-то и покатились – из города, объятого пламенем, вниз, вниз, по горе, по склону – к плетёным хижинам и кострам. Даже не сразу заметили, что падаем, ещё сражались, ещё брали штурмом дворцы, которых уже не было, ещё палили из пушек, которых тоже не было… давай, бей, долой вождя, за родину прольём свою кровь, позор правительству, хлеба и зрелищ… а… а что такое? А… а почему… а как же… а был же город… Стояли, оглядывались – у подножья горы, на вершине которой догорал город.
