А мне вдруг стало жалко красивую уборщицу.
Пурга все выла, на окнах нарастал желтый от табачного дыма лед.
Гурий Васильевич лежал лицом кверху, с немигающими глазами. К ночи шум стал утихать, люди укладывались. Я подумал: всех не пережалеешь. И закрыл глаза.
Тут такое дело - чем раньше уснешь, тем скорее наступит завтра. А завтра, может быть, пурга прекратится и мы скоро будем в Ленинграде. Отпуск с большими деньгами. Надеялся, что куда-нибудь съезжу с Гурием Васильевичем и с Ней... Потом учеба, работа, жизнь...
И Гурий Васильевич сказал: «А тут живой человек». Помолчав, еще сказал: «С сердцем, с душой, С глазами. А, боцман?»
Я сказал: «Не знаю. Живых на свете много, а я не Лев Толстой».
Он сказал: «Тогда спи. Спи, брат, спокойно, пока живых для тебя на свете много. Пользуйся этим и спи. Возможно, в твоей жизни такое время уже не повторится».
Я выругался, сказал: «Вшивый механик наговорил дряни. Завтра разобью что-нибудь об его дурной кумпол. И вы засыпайте, Гурий Васильевич. Доброй ночи».
Он отозвался: «Доброй ночи, Евгений, доброй ночи. Пурга-то какая. Небось замело сейнера...»
Кто-то догадался выключить свет. Я засыпал и думал о ясном небе.
А утром его кровать оказалась пустой...
- Я так и подумал, - вставил Марат Петрович.
- Эх, не то вы подумали! - вздохнул Федоров, помолчал, стал говорить дальше: - Я обегал всю округу, заглянул в кабинеты начальства, в радиорубку, на метеостанцию. Его нигде не было. Такая тоска сдавила мне сердце, не передать. Конечно, я понимал, куда делся Гурий Васильевич. Ушел к ней, к уборщице. Наступил на свою любовь, перечеркнул мечту, второй раз и окончательно. Только тогда я понял его слова о живом человеке. Думал, неужели он прав? Может, так и надо, стремиться не к тому, кто нужен тебе, а к тому, кому нужен ты? И опять все перепуталось в моей башке. Как же тогда мечта о недостижимом, как же быть со стремлением святых людей ступить в воображаемую точку пересечения воображаемых кругов ? Предатель Гурий Васильевич или же он самый самоотверженный, честный и мудрый? Ничего я не понимал ни в себе, ни в жизни.
А днем подъехал чукча на собаках. Кто-то крикнул: Гурия привезли!»
Все повалили на улицу, окружили нарту.
Чукча сказал: «Он потерял дорогу». И попросил папиросу.
Пришел широкоплечий врач. Он подвигал Гурия, попробовал разогнуть ноги, сунул руки в карманы полушубка, сказал: «Пьют аж до смерти».
Я заорал: «Сволочь ты!..»
Меня схватили за руки.
Врач сказал: «Двое, у кого нервы покрепче несите в амбулаторию». И пошел вперед.
