– Не очень еще, а все-таки…
– Однако какие мы научились образы и метафоры запускать!
– Смейтесь, смейтесь… Все равно это правда так!
Вечера удлинялись и делались свежее. Кончался август. Часто падали звезды. И раз вечером, глядя на остывающий в небе след метеора, Расщепей сказал:
– Самый сейчас звездопад. Скоро и листья полетят… А вы, сударыня… – он сделал шутливо-свирепое лицо, – довольно вам на небо глядеть. Пора на себя оборотиться и в учебник заглянуть. Время, время, дорогая моя партизаночка. Сентябрь на носу. Не наверстаете потом.
И действительно, на следующий день он, как только кончили снимать, повел меня к старенькому учителю местной школы.
– Вот, Никанор Никанорович, привел под уздцы. Это та самая норовистая лошадка, о которой мы с вами договаривались. По математике мы хромаем, да и по русскому языку иногда сбой у нас бывает. Не возьметесь подковать немножко?
– Отчего же!.. С превеликим удовольствием, – засмеялся старичок. – Как можем, подкуем. Лошадка, видно, резвая.
Так стала я заниматься с Никанором Никаноровичем. Старик был доволен мной, нахваливал меня Расщепею, уверял, что у меня «совершенно выдающиеся способности»… Вот поди ж ты, разберись тут. А в школе меня считали мало на что годной. Я старалась не разочаровывать Расщепея и занималась довольно усердно. Времени свободного у меня теперь совсем не было. Я даже не собралась ответить на письмо Таты, которое получила еще в августе.
В Москву мы вернулись в конце сентября. Я соскучилась по городу и с удовольствием шагала по улицам, мимо дымящихся асфальтовых котлов, по золотистым бульварам, где за решеткой, около беспрестанно мигающей красной лампочки, висели над трамвайными путями предупредительные знаки московской осени: «Осторожно! Листопад».
Дома у нас на всю комнату пел приемник, который я перед отъездом подарила отцу. Расцеловавшись со мной, отец тотчас же сообщил:
– А позавчера тебя, Симочка, по радио упомянули. По станции «Коминтерна». Что исполняешь роль. Ну, и про Александра Дмитриевича, конечно.
И, коснувшись двумя пальцами усов, он двинул губами сперва в одну сторону, потом в другую, приглаживая седые волосы. Так он делал, когда был чем-нибудь тайно доволен.
В школе меня встретили с уважительным любопытством.
– А, из дальних странствий возвратясь! – закричал Ромка.
Тата поздоровалась со мной несколько суховато, как мне показалось.
– Ты что же не ответила на мое письмо? – спросила она меня.
Я рассказала ей, как много пришлось мне работать, не оставалось свободной минуты…
