– Я совсем не поджигала! – кричу я. – Они сами на нас напали.
– Она говорит по-французски! – изумленно произносит Наполеон. – Кто ты такая?
И я, дрожа, запинаюсь, путаюсь в словах, стараясь припомнить все, чему меня обучала в усадьбе сердитая мадам, рассказываю, что я крепостная господ Коревановых, что я играла на театре и обучена французскому, что барин бежал, а мы отстали, что солдаты грабили дом, Степан заступился за господское добро и его убили.
– Рабы и варвары, – мрачно говорит император, и подобострастный переводчик быстро записывает в свою книжечку новое изречение его величества. – Рабы и варвары! Сегодня он еще охраняет дом своего господина, чтобы завтра сжечь его. Дикий народ! Власть без жалости и милосердия – вот что здесь нужно… Что говорит обо мне ваш народ – мужики? – спрашивает он внезапно меня.
– У нас на дворе говорили, что вы сами… мужик сердитый.
– О, это великолепно – мужик сердитый!
Император, протянув пухлую руку, вдруг берет меня за щеку и треплет.
– Я бы мог одним движением вот этого пера, – говорит он задумчиво, прохаживаясь, взяв двумя пальцами большое гусиное перо, торчащее на столе, – одним движением пера распустить всю армию вашего государя. Достаточно мне было бы подписать декрет об освобождении ваших крестьян. Ни одного солдата не осталось бы у Александра. Но я сам монарх. Я не могу подымать чернь на другого монарха, хотя бы он и был моим врагом. Нет, никогда! Слишком много крови. Вы варвары и рабы.
И император погружается в задумчивость, успев краешком глаза взглянуть, записал ли переводчик его слова, все ли присутствующие слышали.
Это говорится не для меня, а для истории (так объяснял эту сцену Расщепей на репетициях).
– Позовите этих актеров, – говорит затем император и обращается к вошедшим, почтительно согнувшимся людям в пышных жабо, во фраках и ботинках с пряжками: – Господа, вам это интересно как артистам. Это маленькая комедиантка и певица, так называемая крепостная актриса. Не правда ли, занятная встреча в Московском Кремле для актеров Французской комедии? Может, мы попросим ее что-нибудь исполнить нам? Русские песни очень хороши, я слышал.
И вдруг страшная злоба и отчаяние охватывают меня. Я бросаюсь на пол ничком, я стучу кулаками по паркету, судорожно мотая головой, так что у меня в разные стороны разлетаются косы, и кричу:
– Не буду я для вас представлять, не буду! Можете убивать! Зачем Степана так?..
Офицер, пришедший со мной, рывком подымает меня с пола, жестоко встряхивает.
