— Не время за партой отсиживаться,- хмурился Жорка. — Ты же сам говоришь, что фашисты душат Испанию. Сейчас нужны военные летчики, и я стану им ...
Сколько радости принес ему первый полет! Воображение потрясло не небо, а земля, которая совсем другая сверху, из кабины. Под крылом плыли квадратиками красные скаты черепичных крыш, черные сопки терриконов, зелено-желтые прямоугольники садов...
«Лечу! — думал Жорка. — Первый раз в жизни...» Никто не знает, как ему было в те минуты хорошо. Какое это удовольствие — подставить встречному, слепящему потоку голову, совсем пьяную от трепетного восторга, и всем, кто там внизу, крикнуть: «Ле-чу-у!»
— Ну, хватит пахать небо и бензин жечь,- говорил инструктор.
— Еще немножко,- умоляюще просил Георгий.
И они снова набирали высоту. Небо, налитое прозрачной прохладой, казалось, переливалось чуть заметной подрагивающей волной. Потом земля качнулась, и самолет пошел вниз. Ниже, ниже... А душа Георгия, наоборот, устремилась вверх. Небо снова и снова звало его в голубую бездну, и не было конца упоению высотой.
Год пролетел незаметно. Учлеты уже вели счет часам самостоятельных полетов. В аэроклубе ждали приезда комиссии, которая должна была отобрать кандидатов для поступления в военное училище летчиков. Георгия в список не включили.
— Возрастом не вышел ты, парень,- разводил руками начальник летной части Фомичев. — Тебе едва семнадцать стукнуло, а надо восемнадцать годков иметь.
Георгий упрашивал, грозился пойти жаловаться самому председателю комиссии. И пошел. Старший политрук Минаев испытующе посмотрел на парня, помолчал, раздумывая о чем-то, потом чуть насмешливо произнес:
— А что, можем и взять, если летать умеешь...
— Умею!.. — И вдруг неожиданно для себя добавил: — Хотите покажу?
Чуть дрогнули брови у старшего политрука, он улыбнулся:
— Покажешь? Посмотрим.
В тот день среди учлетов Енакиевского аэроклуба только и разговору было, что о предстоящей проверке и отборе в училище военных летчиков. Когда Георгий залезал в кабину самолета, кто-то, окидывая критическим взглядом худощавую, щуплелькую фигурку паренька, неопределенно заметил:
— Н-да, трудновато такому в воздухе, силенки у него, видимо, не слишком много...
Георгий почувствовал, как краска ударила в лицо, обожгла румянцем щеки. Он крепче стиснул зубы. Запустил мотор. Самолет набрал высоту, сделал большой круг, потом поменьше. Теперь две простейшие фигуры — и посадка. Но Георгий не собирался идти на посадку. Самолет снова устремился вверх, потом резко пошел навстречу земле. Так и замелькала маленькая молния, четко вырисовываясь в синеве неба.
