Когда объявили об этом по радио, не сразу дошла до детского сердца вся серьезность случившегося. Все так же безоблачно было залитое солнцем воронежское небо, но люди как-то сразу стали другими. Тогда еще думалось: война продлится педели две, ну месяц, два от силы. Обернулось все по-иному...
Мария Федоровна плакала, тревожась за старшего сына. Каждую сводку Совинформбюро слушала с замирающим сердцем. Костя старался развеять ее тяжелые думы. Потом вызвали в военкомат отца. Вскоре Петр Павлович ушел на фронт.
Многие мальчишки, мечтавшие о Луне, погибли на этой войне. В сентябре почтальон принес короткое извещение: «Лейтенант Феоктистов Борис Петрович погиб в боях с фашистскими захватчиками...»
Люди не рождаются смельчаками. Тот, кто был на войне, знает, что такое первая бомбежка или первая атака, зияющее дуло пистолета перед глазами и стон умирающего друга.
...Фронт приближался с каждым днем. На город падали фашистские бомбы и снаряды. Небо, набухшее от черного дыма и пороховой копоти, опустилось к самой земле, давило на крыши домов, рваными кусками плыло по глади Дона. Передовая всего в нескольких километрах от города. Если взобраться на чердак большого дома, что рядом со школой, хорошо видно, как вдали, у самого горизонта, поднимаются к небу серые столбы земли и дыма. Это разрывы. От уханья пушек гудела земля. Днем и ночью алел на западе отсвет пожаров.
Все громче гремела канонада но утрам, все яростнее полыхало небо. И все острее вставал перед шестнадцатилетним парнишкой вопрос: «Что же делать? Разве затем он вступал в комсомол, чтобы отсиживаться дома, когда кругом горе такое?» Написал заявление, пришел в военкомат. Просил, чтобы послали на фронт. Отказали. — Мал еще, — бросил военком, добавив, что не детское это дело — воевать.
Костя спорил, доказывал — не помогло. Пошел к другому начальнику. Все твердили одно и то же: «Мал».
«Все равно удеру», — решил он. Дважды тайком от матери убегал на передовую, но его возвращали, твердя все то же: «Мал еще!»
А враг наступал. День и ночь по улицам города шли почерневшие от горя люди — старики, женщины с малыми детьми. У одних — котомка в руках, у других — мешок за плечами. Стон и плач стояли на дороге, а в воздухе не смолкал надсадный вой самолетов с крестами. Фашистские летчики недрогнувшей рукой нажимали на гашетки и сбрасывали на безоружных бомбы. Стонала земля, стонали люди...
Вместе с беженцами шли и солдаты. Усталые, запыленные, многие в окровавленных бинтах. А исхудалые и измученные лошади с трудом тащили военные повозки и пушки, везли тяжелораненых. Армия отступала.
