Вот отсюда он и смотрел на уходящий вдаль горизонт и пролетавшие самолеты. Одни чертили небо вдалеке, другие почти рядом, да так низко, что дребезжала крыша: жу-жу-жу... Он мог по звуку безошибочно определить, какой самолет летит.
В том же доме, на верхнем этаже, жил знаменитый человек. Он носил авиационную форму, всегда был подтянут, строг. Многие почтительно величали его профессором. А звали его Борис Николаевич Юрьев. Академик, изобретатель геликоптера, ученик Жуковского...
Володя познакомился с ним случайно. Было это весной. Погода стояла сырая. Возле поредевшего за зиму штакетника появились черные проталины. Тоненький тополек, росший во дворе, жадно дышал терпким ароматом. Пусто, неуютно выглядел двор. Володька стоял на сухом пятачке и, запрокинув голову, смотрел, как в небе парил самолет. И столько неподдельного восторга было на его лице, что проходивший мимо Борис Николаевич остановился и, глядя на зачарованного паренька, подождал, пока самолет не скроется за крышами домов.
— Нравится? — услышал Володька чей-то незнакомый голос. Повернулся и оторопел: перед ним стоял профессор в авиационной военной форме.
— Очень, — чуть слышно ответил Володька. Борис Николаевич улыбнулся:
— А что, собственно, тебе нравится? Володька смутился:
— Как летит, нравится... И вообще нравится. Ведь самолет же это... Настоящий!..
Профессор покачал головой:
— Вон ты, оказывается, какой! Ну ладно, заходи-ка вечерком, я тебе кое-что покажу. Договорились? — Он протянул на прощание руку: — До встречи. Как звать тебя? Володя? Ну что ж, будем знакомы. Меня зовут Борис Николаевич. Заходи, Володя...
...В 41-м началась война. Москва клеила стекла бумажными крестами. Ночами сирены извещали о налетах вражеской авиации. Небо разрывали вспышки прожекторов, где-то совсем рядом с их домом раздавались дробные очереди зениток. Мальчишки вместе со взрослыми дежурили на крышах домов. Осенью город совсем посуровел: солдатские шинели, следы баррикад на улицах, противотанковые заграждения, рабочее ополчение...
Война... Трудно было. Очень трудно! Отец на фронте. Они с матерью вдвоем. Первая военная зима выдалась холодной. В нетопленой комнате — что на дворе. Не каждый день поешь вдоволь. Да и где взять? Четыреста граммов хлеба, жидкая похлебка, пустой чай... Мать оставляет кусок побольше ему, а он — ей.
— Мам, может, я пойду работать?.. Школу все равно закроют, — спрашивал Володя.
А она все твердила свое:
— Нет-нет, сынок, учись! Проживем как-нибудь, перебьемся... Однажды вечером, когда они сидели в холодной, отсыревшей комнате и пили чуть теплый чай, Володя услышал по радио слова, которые запали в душу, заставили задуматься. Диктор читал стихи Константина Симонова: о войне, о суровых испытаниях, о мужестве советских солдат.
