Ракетный гром | страница 63
Цыганок объявил вечер закрытым.
Уходя, Малко сказал:
— Это не последняя встреча. Я уговорю Аннету Григорьевну выступить еще. Все понятно? — повернулся он к жене и, взяв ее под руку, направился к выходу.
— Умные ребята, — сказала Аннета, подходя к дому. — Многое подсказали мне. Толковые!
— Толковые, — с иронией произнес Малко. — Отпустил генеральского сыночка, а теперь дрожу. Оказывается, генерал Гросулов находится в городке. Вдруг заглянет в ресторан, влетит и сынку и мне! И не отпустить не мог. Понимаешь. Аннета, как жизнь устроена, кто-то должен за тебя словечко замолвить...
— Михаил, нехорошо ты поступаешь, нехорошо.
Малко вспыхнул:
— Тот режиссер лучше поступал... Помолчала бы.
Она вскрикнула:
— Что ты говоришь! — и закрыла руками лицо, уронив портфель.
Он подобрал портфель, сказал:
— Извини, больше не буду.
— Ой, как страшно, — заплакала Аннета, потом побежала к подъезду. Кое-как открыла дверь квартиры. Быстро разделась, легла в постель, укрывшись с головой одеялом.
Яков, волоча правую ногу, бойко поднялся на маленькую сценку. Лихо тряхнул белокурой головой. Посетители «Голубого Дуная», до того гудевшие на разные голоса, притихли в ожидании Яшкиного номера. Он не торопился, оглядел темными, очень большими глазами зал, подмигнул кому-то и застыл в неподвижности.
— Яков, рвани «По диким степям»!
— Давай «Королеву красоты»!
— «Ям-щи-ка-а-а», — протянул подвыпивший голос. На голову того, кто просил «Ямщика», опустилась огромная ручища:
— Цыц! Современную, тую, что вчера, как ее... «Вечерний звон».
Зал взорвался смехом, потом грохнул окающий бас:
— «Волгу-матушку» подари, не сметь «Вечерний звон». Это могильная абстракция. Понимать надо, саранский гусь!
«Саранский гусь», хихикнув, приумолк, ероша лохматую голову.
Якову все это нравится, он знает: его тут уважают, эти выкрики милых людей — признание его способностей, и пусть этот «Голубой Дунай» лишь маленькая речушка, тесненькая, всего лишь десятка три квадратных метров, но, тепленькая, она ему по сердцу. Лишь директор «Голубого Дуная», лысый толстяк, которого все — и обслуживающий персонал, и завсегдатаи — зовут дядей Мишей, вызывает у Якова чувство неприязни, хотя дядя Миша ничего плохого ему и не сделал. Более того, это он, Михаил Семенович Сучковский, пристроил Якова в «Голубой Дунай». До этого Яков развлекал базарную публику, играя на баяне веселые и грустные мелодии, играл ради личного удовольствия. Но подвыпившие торговки и покупатели, нагорненские жители и рабочие железнодорожного комбината, щедро бросали ему рубли и даже трояки. Яков сгребал деньги и тут же, на глазах удивленной публики, раздавал мальчишкам рубли, выкрикивая: «Это тебе на книжку-малышку, это на букварь — в школу шпарь, эту трешку на губную гармошку».