— Вася, дорогой ты мой секретарь комсомольский, можешь ты дать мне, ефрейтору Цыганку, служебную характеристику?
Они готовились заступить в очередной наряд, повторяли необходимые статьи из Устава внутренней и гарнизонной служб. Добрыйдень захлопнул устав, с недоумением посмотрел на Цыганка: «Куда он целится?»
— Я серьезно спрашиваю, — сказал Цыганок.
— Для чего она тебе потребовалась? Или решил поступать в военное училище?
— Вообще-то думка есть такая, — начал Цыганок, морща лоб.
Добрыйдень подумал: «Сейчас его прорвет, не остановишь». Однако желание узнать, для чего потребовалась характеристика, удерживало сержанта остановить Костю.
— Думка такая есть, товарищ сержант... — Цыганок поднялся, заходил по комнате. — Когда я писал афиши в клубе одесских портовиков, часто видел офицеров — и капитанов, и майоров, и даже полковников... Одесса-мама, до чего же они красивые казались тогда! Идет офицер, галуны на нем горят, ордена по всей груди... Ах, таким бы стать мне, надеть бы форму, мундир, брючки навыпуск, ботиночки, фуражечку парадную, кортик — и в клуб: «Здравствуйте, биндюжники! Это я, Костя Цыганок! Бачите, шо оно стало со мной!»
И еще казалось мне, Вася, что офицеры, служа в армии, только и занимаются тем, что совершают красивые подвиги, ходят к портным, чтобы примерить новый мундир, командуют солдатами: «Приказываю с одного выстрела разнести в щепы мишень-танк». Бах — и нет танка. «Приказываю: «крутить солнце» на перекладине!» И солдат рванул «солнце», аж зарябило в глазах от быстрого вращения.
И никогда не думал в то время, что эти щеголеватые по тогдашнему моему представлению мужчины, обыкновенные работяги, трудяги, каких свет еще не видел. Оказывается, они так же порой потеют, как молотобойцы в кузнице или горновой у мартена. Оказывается, прежде чем приказать подчиненному выполнить то или иное дело, сами они, засучив рукава, не раз и не два практически показывают, как это дело надо править, чтобы какой-нибудь Пашка Волошин или рядовой Гросулов не сварил компот. А компоты все-таки варят, и офицеры попадают на ковер к начальнику. «Что там у вас случилось, доложите, товарищ лейтенант?! А случилось что? Какой-то парень из Рязани или Баку по-домашнему ругнулся на дневального: «Не кричи под ухом, видишь, сапоги мои кто-то надел, босой, что ли, в строй побегу? Не война, жертв не будет». И пошла перебранка. А командира на ковер. «Научите солдата на ночь класть обмундирование строго на определенном месте». Научите! Не так-то легко. До этого солдат всю жизнь раздевался как попало: сорочку бросит в одной комнате, штаны в другой, а ботинки в коридоре, возле двери. Разные люди приходят в армию. Приходят и баянисты, — подчеркнул Костя, увидев прошедшего с половой щеткой в умывальную комнату рядового Гросулова. — У таких в голове одна музыка. Командиру от этого не слаще, ибо музыкой командир экипажа не сколотит, классности у подчиненных не добьется. Одним словом, Вася, форма, галуны — это лишь малюсенькая частица командирской жизни, остальное — сплошные заботы, трудовая крутоверть...
