Она о тебе спрашивает.
Раньше чего-то не спрашивала.
Ну пусть еще поспрашивает.
В то лето он остался в Кембридже – работал ассистентом профессора английского языка, надеясь заполучить его в научные руководители. Выпросил себе ставку и комнату в кампусе, где молчком стоял телефон. Однажды он зазвонил.
Официально иудаизм отвергал самоубийство, обрекавшее душу на вечные скитания, и запрещал близким скорбеть по грешнику. Но есть лазейка, сказал ребе.
Если покойный был душевнобольным – так сказать, узником хвори, – он не в ответе за свои действия.
Вина как нельзя лучше соответствовала характеристике. Но его бесило, что для скорби нужна лазейка. Позже он приводил это как яркий пример того, что оттолкнуло его от религии.
Из-за одного дурака нельзя всё отшвыривать, сказал Сэм.
Но в том-то и дело, что дураков было много. Все бабушки и дедушки умерли еще до рождения Джейкоба, и первый личный опыт убедил его, что он больше никогда не повторит траурную процедуру. Окаменелое лицемерие, изображение чувств. Рви одежды. Сиди на полу. Не мойся. Не брейся. Только молись, молись, молись.
Так мне легче, сказал Сэм.
Это не по-людски, ответил Джейкоб.
Семь дней они вдвоем сидели в пыльной гостиной, а череда чужаков фальшиво сочувствовала.
Она в лучшем мире.
Она желает вам счастья.
Да утешит Господь вас и всех скорбящих Сиона и Иерусалима.
Они с отцом кивали и улыбались, благодарили засранцев за мудрость.
Вернувшись в Бостон, Джейкоб методично удалил соболезнования, которыми была забита голосовая почта. Тогда он еще не знал, что на долгие годы вырабатывает привычку легко избавляться от привязанностей.
«Вторник, 11 июля», – сказала голосовая почта.
Тот день. Наверное, отец – позвонил, сказал такое, чего неохота снова слушать. Джейкоб собрался удалить сообщение, как вдруг услышал голос. Не Сэма.
Бины.
«Джейкоб, – сказала она. – Прости меня».
Неизвестно, что было больнее: что не удосужился ответить или что в первый и последний раз она просила у него прощения.
Он стер запись.
– Мы закрываемся, сэр.
Джейкоб встал, отряхнул травинки с коленей и бросил прощальный взгляд на надгробие.
Большой черный жук выбежал на середину гранитной плиты и замер.
Нахмурившись, Джейкоб его шугнул.
Жук метнулся в сторону и бочком перебежал в правый верхний угол.
Другое освещение, иной ракурс, а Джейкоб – отнюдь не энтомолог.
Но похоже, это тот самый жук из злополучного дома.
Забрался в машину, что ли?
И прикатил к нему домой?
У тебя там тараканы.
