По тропе, идущей через селение, обычно ходят лишь редкие путники. Чаще всего старухи, с клюкой плетущиеся от одного хутора, где их кормили[4], к другому, или жены хусманов с нищенской сумой за плечами. Иногда крестьянин, ведущий на горное пастбище или с пастбища навьюченную лошадь. И редко-редко проедет конный.
Люди, работающие на полях у тропы, распрямляют спины и впиваются в путника взглядом. Они разглядывают его долго и обстоятельно, а потом обсуждают, что видели. Событие всем запоминается, оно как бы отмечает этот день. Кто прошел, куда прошел? Люди на хуторах подальше заслоняются ладонью от солнца, чтобы лучше разглядеть. Лошадь они узнают всегда, хоть за тысячу локтей[5]. С человеком труднее. Спорят, пока не придут к согласию.
Так селение всегда знает, кто ходит по тропе.
О том, что происходит на хуторах, узнают иным способом. Рассказывают хусманы, рассказывают служанки, кое-что и самому можно увидеть в окошко, а затем рассказать другим. На худой конец можно схорониться за изгородью или, если дело по соседству, выбраться подглядеть ночью.
Если случается что-нибудь важное, то весть облетает все селение за день-другой. По тропкам — по тем, что не слишком заросли, — начинают сновать люди, бабы ходят с вязанием из дома в дом — до конца деревушки. Редко дальше. На границе между деревушками обычно стоит хусманский домик, жители которого передадут новость дальше.
Вести, которые таким образом облетают селение, чаще всего — о бедах и несчастьях. Или о том, что кто-то нарушил приличия или обычай. Но такое случается реже. Очень редко. В Нурбюгде порядок на этот счет соблюдают твердо. Все с малых лет знают, чего требуют обычаи и приличия. Сотни глаз следят за каждым с утра до вечера — можно сказать, днем и ночью. Следят, чтобы соблюдались старые, добрые обычаи. Мало кому захочется нарушать их, а духу на это достанет совсем уж у немногих.
Но и такое случается. И в этом селении, как и в других, попадаются чудаки — такие, что не могут или не желают вести себя как все люди. О них судачат еще больше, чем о других. Если можно посмеяться над ними, то это еще куда ни шло. Народ любит посмеяться и многое готов простить, только дай ему повеселиться. Хуже, когда и посмеяться-то нельзя, если они, эти чудаки, и впрямь непохожи на других. Тут уж хорошего ничего не жди, а странности их только от спеси, от лукавого. Народ чаще всего с такими людьми не водится. И вот вам — сплошь да рядом оказывается, что странности, делавшие их непохожими на других, усугубляются, и в один прекрасный день люди эти уже совсем не в себе, и их приходится отвозить в подвал к Керст
