Она пристально смотрела на меня, потом сказала голосом, полным паники:
— Я лучше разведусь, чем отправлюсь в тюрьму. У него колоссальное влияние, у Роджера, он не допустит этого.
Я взял ее руки в свои и слегка встряхнул.
— Люсиль! Ты рассуждаешь как ребенок. Как только он узнает, что мы были вместе на пляже, он умоет руки в отношении тебя. Ему будет совершенно наплевать, что с тобой произойдет. Ты должна это понимать.
— Это неправда. Он может развестись со мной, но моего ареста он не допустит. Он такой. Он не позволит, чтобы говорили, что его жена в тюрьме.
— Ты все еще не понимаешь, насколько это серьезно. Ты убила полицейского. Ладно. Это был несчастный случай, но ты не остановилась, и у тебя не было прав. Если бы это был не полицейский, то твоему мужу, возможно, удалось бы замять дело, но в данном случае, если бы даже у него было влияние Эйзенхауэра, а у него его нет, он ничего не сможет сделать для тебя.
— Ты хочешь сказать, что меня посадят в тюрьму?
— Нет. Они же не знают, что это ты сбила его, и я не думаю, что когда-нибудь узнают. Мы будем последними идиотами, если расскажем обо всем, прежде чем узнаем, что к чему. Ты приедешь сюда завтра в десять? — Она кивнула. — Отлично. Давай я отвезу тебя домой.
Она поднялась и пошла впереди меня к двери, потом вдруг остановилась.
— Мы не поедем на машине, Чес? Я не смогу снова в ней ехать.
— У меня другая машина. Я занял ее у друга. — Я взял ее за руку и вывел на порог. — Мы не поедем в «кадиллаке».
Я выключил свет в холле и закрыл дверь.
Поворачивая ключ в замке, я услышал мужской голос:
— Эй, это ваша машина?
У меня было такое ощущение, словно я протянул в темноте руку и натолкнулся на обнаженный электрический кабель. Я услышал, как Люсиль перестала дышать; у нее хватило ума быстро передвинуться на другую сторону крыльца, спрятавшись в тени, где ее не было видно.
Я посмотрел на дорожку. У ворот стоял человек. Было слишком темно, чтоб я мог хорошо его рассмотреть, но видно было, что он высокий и грузный. Позади «понтиака» виднелся «бьюик».
— Стой там, — прошептал я Люсиль, потом спустился и подошел к нему.
— Простите, что побеспокоил, — сказал он. Теперь, когда я был рядом с ним, я разглядел, что ему лет сорок пять, что у него густые усы и красное веселое лицо. — Это машина Джека Сиборна?
— Да, — сказал я, чувствуя, что у меня слишком частое и неровное дыхание. — Я занял ее у него, пока моя в ремонте.
— Вы Честер Скотт?
— Совершенно верно.
