Сосед, только что прилетевший из Киева и собирающийся лететь в Турин, тоже начал копаться в сети, установил, что «Аэрофлот» в Алма-Ату не летает, начал искать другие варианты…
И только мудрая Люся (к ней заглянул накануне отъезда) посмотрела пристально глаза в глаза (как она умеет) и сказала, со вздохом понимания:
— Ты прав. Себя нужно учитывать.
(Расстояние 257 км, общее время в пути 4 ч 34 мин.)
Глаз замылился. Сердце устало от однообразия. Мы — праздные люди, и бронепоезд наших ограничений стоит на запасном пути. Все отлично понимают, что любой укорот идет только на пользу, но поди заставь себя хотя бы вставать на полчаса раньше или же делать утреннюю гимнастику. Я уже не говорю о таких глобальных процессах, как бросить курить или начать ходить в спортзал.
Когда живешь однообразно и однобоко, то, с одной стороны, время будто бы останавливается (один день похож на другой), но с другой — повседневная безмятежность обостряет ощущение того, что жизнь проходит мимо. Поэтому однажды ты садишься в поезд, чтобы попытаться догнать утраченное, хотя бы вре́менным изменением внутреннего статуса.
А зачем тогда еще нужны эти путе-шествия, «следования путем»?!
Последний раз освежающим самоограничением жизни оказалась служба в армии. Толчок для внутреннего развития… После дембеля, собственно, и начинается «новейшая история» каждого конкретного индивида.
Но сколько лет минуло с тех времен?
Вспомнить страшно.
Поезд — искусственное самоограничение. Во времени и в пространстве, во всем. «Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать». Изо всех сил, разумеется, делаешь вид, что привычный образ жизни не пострадал, кардинально не изменился, но понятно же: это лишь маска. Внутри ты подвижен, как железнодорожный состав.
Поезд — место особого мироустройства, укорачивающего, окорачивающего не только твою территорию. Можешь взять билет в вагон повышенной комфортности (двойное питание, кондиционер), но бонусом достанется тройной храп и очередь за водными процедурами, ни к чему не обязывающие разговоры. Весь вагон спит как детсад в санчас, и даже часовая стрелка замирает.
В западных поездах не так — там каждому почему-то удается сохранять автономию. Кажется, в Европе почти нет «ночных поездов», там и пространств-то таких нет, чтобы.
Западный человек в поезде едет, он пассажир согласно социальному расписанию, а вот русский человек в поезде живет. Русский человек живет всегда и везде, даже в беге на короткие дистанции, как в метро. Ибо слишком много правил, на которые наплевать и которые нужно нарушить. Слишком много сил и движений уходит на все эти нарушения. Нарушения схем и правил и есть жизнь. Пока нарушал, она и прошла.
