Мехари и Джедхор, напротив, вышагивали в безмолвном согласии. Я находил в их обществе мрачное успокоение. Не будучи одаренными собеседниками, они воплощали собой непоколебимое присутствие.
Порой я обнаруживал, что разговариваю с ними, как будто они до сих пор живы, обсуждаю свои планы и отзываюсь на их стоическое молчание так, словно они на самом деле отвечают. Я гадал, как бы расценили мое поведение еще способные дышать сородичи на Сортиариусе, и подвержен ли подобному кто-либо еще среди уцелевших из Тысячи Сынов.
Чем дальше мы уходили вглубь корабля, тем менее он напоминал скорбную крепость и тем сильнее — трущобы. Аппаратура становилась все более ветхой, а обслуживавшие ее люди — еще более жалкими. Когда я проходил мимо, они кланялись. Некоторые плакали. Кое-кто разбегался, словно паразиты на свету. Им всем хватало ума не заговаривать со мной. Я не питал к ним особой ненависти, однако из-за роящихся мыслей рядом с ними было неприятно находиться. Они вели бессмысленную жизнь во тьме, рождаясь жить и умирать рабами непостижимых господ на непонятной войне.
Нижние палубы опустошали циклы эпидемий. Большинство из наших набегов за рабами представляли собой просто массовое восполнение неквалифицированной рабочей силы, раз в несколько десятилетий требовалось атаковать другой Легион, чтобы заполнить палубы экипажа после очередной заразы, порожденной Оком. Око Ужаса было неласково к немощным и слабовольным.
Когда я добрался до огромных взаимосвязанных помещений Внешнего Ядра, начало преобладать разрушающееся чувство порядка Анамнезис. Громадный зал населяли сервиторы и закутанные культисты Бога-Машины, которые поголовно занимались лязгающей аппаратурой, тянувшейся по стенам и потолку и установленной в гнездах, вырезанных в полу. Это был неприкрытый мозг «Тлалока» с венами из композитных кабелей и витых проводов, а плотью из ветшающих черных стальных машин и ржавеющих железных генераторов.
Однозадачные рабочие бригады по большей части игнорировали проход своего господина, хотя культисты-надсмотрщики кланялись и расшаркивались так же, как людское стадо на верхних палубах. Я ощущал их нежелание склоняться перед властью, которая не разделяет поклонения Омниссии, однако я не был к ним жесток. Пребывая здесь, они могли служить нуждам самой Анамнезис, а такой чести алкали многие в Культе Машины.
Мало кто приветствовал меня искренне почтительными жестами повиновения, узнавая командира корабля. Их уважение не имело значения, меня не заботили и те, кому его недоставало. В отличие от неквалифицированных людей-чернорабочих, также влачивших жизнь без солнца в чреве корабля, у этих жрецов были более насущные обязанности, чем простираться ниц перед владыкой, обращающим на них мало подлинного внимания. Я позволял им спокойно трудиться, а они отвечали мне таким же вежливым игнорированием.
