– Заткнись, приятель, – негромко бросил предводитель эскорта. – Ты что, терпеть не умеешь?
«Приятель» промолчал. Всадник подъехал к карете, заглянул в окно, резко постучал в дверцу.
– Просыпайся! – приказал он. – Приехали.
Карета едва заметно качнулась. Дверца раскрылась, в её проёме показалась маленькая Адония в своём мальчишеском одеянии. Присев, она осторожно опустила одну ногу на ступеньку, потом вторую – и спрыгнула на землю. Верховые, страдальчески кривясь, тоже стали слезать с лошадей. Разминали затёкшие ноги, переговаривались:
– Всю ночь тащились без отдыха.
– Да. К чему бы такая спешка?
– Наверное, за этой девчонкой могла быть погоня. Не зря же в мужское одели. Кто она, кстати, такая?
– Не твоё дело.
– Ну да, конечно. Я просто так, без интереса спросил. Не доноси патеру.
– Ладно, забудем.
Ждать, действительно, пришлось полчаса. Дрогнула и медленно отошла высокая створка ворот. Из-за неё на полтуловища выступила рослая служка в чёрном балахоне, неприветливо взглянула на прибывших.
– Донна Бригитта распорядилась впустить сиротку! – крикнула она деланно грубым голосом.
– А нас? – не без недовольства спросил предводитель эскорта. – Хотя б лошадей напоить!
– Только сиротку! В женский пансион мужчины не входят.
Шёпотом выругавшись, посланник повернулся к Адонии.
– Иди, тебя ждут.
– Я хочу к маме, – сообщила, уставившись на посланника ясными синими глазками, Адония.
– Ну, так иди! Мама там.
Адония поспешно, стуча мальчишескими, с железными пряжками, башмачками, затопала к воротам и неприветливой, в чёрном балахоне, служке. Торопливо вошла в безлюдный, тщательно выметенный двор. За её спиной с грохотом затворились ворота.
– Где мама? – спросила, обернувшись, с радостным томлением в голосе, девочка.
– Вон туда иди, – махнула рукой служка.
Адония посмотрела в сторону, указанную жестом. В рыжей кирпичной стене приземистого длинного здания с узкими зарешёченными окнами – крашеная коричневой краской дверь с округлым верхом. Над дверью – венок из белых и синих цветов. Цветы! Ну конечно же, мама там!
Добежав до двери, Адония попыталась её открыть, но та не поддалась. Тогда она стала тревожно и часто бить носком туфли в коричневый деревянный планшир. Ей открыла пожилая женщина, тоже в чёрном, с пугающей волосатой бородавкой над бровью. Грубо схватив Адонию за ворот камзольца, она, приподняв, перенесла девочку через порог и, толкнув в сторону раскрытой неподалёку двери, громко крикнула:
– Новенькая!
