— Я проверил подошвы. Это не я.
— Ну и не я, — заверил его Ларри. — Это мешок с собачьим дерьмом у тебя за спиной.
* * *
После тренировки по дороге домой Ларри уже привычно свернул на Блуберри-Корт. Неделю назад он люминесцентной оранжевой краской написал на дорожке, ведущей к крыльцу, УБИЙЦА ДЕТЕЙ. Еще неделей раньше встал прямо на газоне и забросал дом десятком яиц, два из которых попали прямо в большое окно. И в первом, и во втором случае Тодд оставался в машине — Ларри и не предлагал ему делать грязную работу — и с молчаливым неодобрением наблюдал за происходящим. Все это напоминало ему студенческие годы и то, как братья Декк творили в присутствии Тодда всякие пакости, не ожидая при этом ни его участия, ни одобрения. Как будто им просто нужна была аудитория, когда они прицепляли собаке на голову цветочный горшок или бросали стрелы для дартса в задницу какому-нибудь пьянчужке.
Тодду совсем не обязательно было приезжать сюда с Ларри. Он вполне мог возвращаться домой пешком или ездить на тренировки на собственной машине. Тем не менее он продолжал садиться в минивэн приятеля, становясь при этом его невольным сообщником. Иногда Тодд пытался убедить себя, что делает это ради того, чтобы в случае чего удержать своего товарища по команде от какой-нибудь действительно серьезной глупости, иногда упрекал себя в трусости, а иногда готов был признать, что, наблюдая за действиями Ларри, чувствует что-то похожее на восхищение.
— Передай мне мешок, пожалуйста, — попросил его Ларри. — Он у тебя за спиной.
Собачьи экскременты были уложены в большой пластиковый пакет, завязанный сверху узлом. Он оказался таким тяжелым, будто был доверху наполнен жидкой глиной.
— Господи, Ларри, да тут целая тонна!
— У меня приятель работает в Обществе гуманного отношения к животным. Пошарь в бардачке. Там должна быть жидкость для костров.
Ларри действовал так уверенно и спокойно, будто не совершал ничего противозаконного. Он поставил мешок на крыльцо, неторопливо облил его горючей жидкостью и аккуратно поджег спичкой. Пламя сначала взметнулось к небу, но быстро опало, и на всякий случай Ларри подлил еще немного жидкости, а потом несколько раз нажал на звонок, вернулся к машине и без видимой спешки уселся за руль. Не трогаясь с места, они сидели и ждали, пока распахнется дверь.
На крыльце, освещенном уже затухающим, но все-таки зловещим костром, появился не Макгорви, а пожилая женщина в ночной рубашке с кофейной чашкой в руке. Несколько секунд она молча стояла, глядя на огонь, а потом спокойно повернулась и закрыла за собой дверь, словно собачье дерьмо, горящее у нее на крыльце, — это неприятное, но вполне привычное явление, с которым остается только смириться.
