Ольга прекрасно понимала подоплеку. Если бы не соперничество, Линда даже не глянула бы в ее сторону. Но непостижимым образом она оказывалась рядом с теми, кто пострадал от отвратительного характера примы. Линда нашептывала жертве слова утешения и находила способ лишний раз уколоть ненавистную Галину, вырвать у пострадавшего слова о стервозности первой модели. Таким образом Линда перетянула на свою сторону большую часть моделей и персонала. Но, увы, для ее карьеры это оказалось бесполезным. Пусть Ковальчук — стерва, надменная и заносчивая, но ее талия составляет ровно шестьдесят сантиметров. Шестьдесят, а не шестьдесят четыре. И этим все сказано…
Ольга вздохнула, глядя, как последний кусочек вкуснейшего, пожаренного бабушкой пирожка исчезает во рту Линды. Нет, разумеется, ей не жалко пирожка, но… Зарплата через три дня, и на полноценный обед в кафе у нее нет денег. Почему-то у Ольги деньги всегда заканчивались за неделю до получения очередной зарплаты. То ли она не умела экономить, хотя ничего сверхъестественного не покупала, то ли зарплата была слишком мала, особенно с учетом постоянной инфляции.
Вероятно, Линда считала, что ее панибратское отношение дает ей право на обеды сослуживцев. Странно, но до сих пор еще никто не отказал Линде в шоколадке или пирожном. Только теперь многие сотрудники оставляли принесенные из дому «тормозки» не в холодильнике на кухне агентства, а в ящиках своих столов. Однако же замечаний Линде никто не делал. Ольга и сама не понимала, почему молча наблюдает за исчезающим в прожорливой глотке Линды пирожком.
— Эта дрянь, — с набитым ртом продолжала Линда, — имеет все: контракты, деньги, классного мужика. И вечно ходит с кислым выражением физиономии! Терпеть ее не могу!
Ольга молча сварила кофе, перелила его из джезвы в кружку, добавила немного сливок — и вернулась на рабочее место.
Ей нет дела до мнимо-сочувствующей Линды. Главное, что Ковальчук вернулась из Франции! Вернее, главное не это, а то, что вместе с ней вернулся и Федор. Ольга считала каждый день, пока его не было. Каждый рабочий час, каждая минута тянулись невыносимо долго. Обычно она знала, что может заглянуть к нему в студию или в течение дня увидеть его проходящего мимо ее стола. А вот без Федора ей было совсем тяжко. Поэтому она купила в магазине журнал с фотографией Ковальчук на обложке. Она знала, что снимает Галину только Федор. А глядя на его искусство, можно прикоснуться к нему самому, причем в буквальном смысле, проводя пальцами по его фамилии, напечатанной выпуклыми буквами вертикально сбоку страницы. Но теперь она может лицезреть не буквы в его фамилии на глянцевом листе, а самого Федора в натуральном виде!
