— Нет, не Педро, — сказал Джимми. — А Уэйн. Я в школе с твоим папаней учился.
— Но все равно — можно?
— Извини, — ответил Джимми. — Папане от меня привет.
Он захлопнул дверь.
Опять звонок.
Опять Педро.
— Мусорный бак на колесиках не хотите купить?
— Нет, Уэйн, спасибо.
Славный парнишка.
— А с аппаратом помочь не хочешь? — спросил Джимми.
— Честно? — спросил Уэйн.
— Ну.
— Ой, спасибо, дяденька.
— Не вопрос, — сказал Джимми.
Ему нравилась предприимчивость в молодежи — у них тут замечательная маленькая страна. А он сам оттягивался вовсю.
Среди ночи больше никто не звонил.
Джимми вез Марвина в Малахайд на матч и увидел румына. Больше того — на спине у румына он увидел аккордеон. Мужик его лет продавал «Насущные вопросы» на светофорах в Кулоке — бродил между рядами машин, когда горел красный. Джимми открутил вниз окно.
— Хотите играть в группе? — спросил он.
— Хотите купить журнал? — ответил мужик.
— Если куплю, в группу ко мне придете?
— Запросто. И сына приведу.
Он показал на паренька, ходившего по другой полосе движения.
— На трубе играет. Очень хорошо.
— Годится, — сказал Джимми. — Подождите, машину поставлю.
— У нас же игра, — сказал Марвин.
Он переодевался в форму на заднем сиденье.
— Еще куча времени, — ответил Джимми.
И был прав. Он подписал в группу двух Данов — отца и сына, — а команда Марвина выиграла два — ноль. Сам Марвин ничего не забил, но передал мяч тому, кто передал тому, кто забил второй.
Дичь какая‑то, думал ночью Джимми. Он лежал в постели, телефон выключен. Если бы с аккордеоном был ирландец, Джимми бы его переехал. Он ненавидел аккордеоны — и заодно аккордеонистов, — пока не увидел инструмент на спине Дана. Но румын сыграл ему — румынскую джигу или что‑то вроде, прямо на обочине, перед фабрикой «Тэйто», — и Джимми полюбил этот инструмент. Он оставил Данам свой номер, их номер лежал у него в кармане, и Джимми пообещал на них выйти в ближайшие пару дней.
— Думаю собрать всю группу, — сказал он теперь.
— Отлично, — ответила Ифа. Она уже засыпала.
— Здесь, — сказал Джимми.
— Отлично.
— Я подумал, может, закуси какой им поставить, — сказал Джимми.
— Отлично.
— Так что, — сказал Джимми, — ты по этой части займешься, или…
Ифа завопила.
— Или я могу сгонять в «Марк — энд — Спенсер», — сказал Джимми. — Мне нетрудно.
— Джимми!
— Чего, коза?
— Ребенок!
— Какой ребенок?
— Ребеооо — наааак!
— О господи. Ребенок. Уже рожаешь?
— Да!
— Рановато.
— Джимми!!!
— Иду, любимая, все под контролем.
Так оно и было. В голове не осталось больше никаких групп, аккордеонов, гастролей по миру и центральным графствам. Джимми позвонил своим родителям, затем проверил, как Ифа. Она не вставала — и не так дергалась, раз они уже собирались в больницу. Джимми поставил чайник, сложил ей сумку, летая по спальне и ванной, а она говорила, что ей понадобится, а что нет. Ну вот на хера ей фен, скажите на милость? Но он и фен упаковал, не сказал ни слова.
