Чтобы объяснить посетившее меня видение, необходимо истолковать выражение из иврита месират нефеш. Означает оно, естественно, готовность человека к самопожертвованию. А оккультная сила этих слов для каббалистов состоит в том, чтобы быть готовым и сойти в ад ради достижения цели, буде это поможет исцелить агонизирующий мир или изменить предначертанное свыше.
Лишь держа в дрожащей ладони ключи, я впервые начал осознавать суть жертвы дяди Авраама и то, с какой страстью заставляла месират нефеш биться его сердце. И видение мое было его требованием вернуться в Португалию по причине, которая станет очевидна после, для исполнения предназначения, к которому он готовил меня когда-то — предназначения, которому я не следовал, которого не пытался даже понять.
Я начал понимать и то, что возвращение в Лиссабон позволит мне искупить вину за побег от предназначения и принять свой обет месират нефеш. Ведь вернуться значило подвергнуться смертельному риску. Испания корчилась под гнетом инквизиции, а Португалия готова была вот-вот вспыхнуть ее кострами, и это значило, что тихой семейной жизни с женой Летицей и детьми Зули и Ари пришел конец.
Именно о них были мои помыслы, когда я вновь взялся за перо.
Я хочу, чтобы моя семья узнала о причинах моего отъезда и событиях двадцатичетырехлетней давности, вновь всколыхнувших воспоминания. История убийства, навсегда омрачившего нашу жизнь, и охоты за призрачным убийцей слишком длинна и запутана, чтобы передать ее на словах. И я не хочу умолчать даже малейших деталей.
Я пишу и с тем, чтобы изгнать холодок молчания, поселившийся в стенах нашего дома с тех пор как Зули и Ари, сначала дети, а потом и подростки, стали расспрашивать о том, что за напасть заставила меня бежать из Лиссабона, получая от меня неопределенные и сухие ответы. Нелегко приходилось им, когда они узнавали от соседей по общине отвратительные сплетни о собственном отце. Со слезами на глазах, с пальчиками, сжавшимися в побелевшие от ярости кулачки, выслушивали они, как меня называют убийцей и еретиком.
Сколько раз моя жена сносила слухи о том, что в Лиссабоне меня совратила Лилит в обличье кастильской аристократки и что до сих пор живет она в моем сердце?
Убийца, верно. Я признаю, что убил одного человека и заплатил наемному убийце, чтобы покончить с другим. Мои дети, прочтя строки, описывающие те события, сами решат, что думать обо мне. Они уже вполне взрослые для того, чтобы узнать, как все было.
