Как только он ушел, Бирон быстро повернулся к Остерману и по-немецки сказал:
— И вы, конечно, знаете выходку этой безумной?
Остерман не счел нужным притворяться, пожал плечами и проговорил:
— Женщина всегда остается женщиной! Я удивляюсь, как ваше высочество, такой тонкий знаток женского сердца, в этом еще не убедились!
За Бироном установилась репутация тонкого знатока женского сердца только потому, что он сумел понравиться императрице Анне Иоанновне. На самом же деле он был груб и мог прельстить разве что забытую, содержимую в черном теле герцогиню Курляндскую, по природе своей не склонную к деликатности. В действительности же по своей грубой природе Бирон не знал не только женского, но и вообще человеческого сердца. Недаром про него говорили, что о людях он судит, как о лошадях.
Однако рассчитанная лесть Остермана была ему приятна, и он, самодовольно усмехнувшись и приосанясь, ответил:
— Ну конечно, я знаю женское сердце, а потому и остаюсь совершенно спокоен и не помешал принцессе исполнить свой каприз!
— И отлично сделали!
— Ну вот, я так и думал, что вы одобрите это! — обрадовался Бирон. — Неправда ли, ведь иначе поступить было нельзя?
— Самое лучшее, чтобы управлять женщиной, — это исполнять ее капризы, но не позволять ничем распоряжаться! — ответил Остерман, продолжая говорить в тон герцогу.
— Ну разумеется! ну разумеется! — согласился Бирон и, очень собой довольный, прошелся по комнате.
— Надо все-таки, ваше высочество, на будущее время оградиться от таких вспышек! — произнес Остерман.
— Ну конечно, надо оградиться! Я и сам хотел это сказать!
Барон опять прошелся, потом остановился, повернулся и сказал:
— Но как это сделать?
— Надо занять воображение принцессы и отвлечь ее внимание в другую сторону!
— Прекрасно! Но чем же вы отвлечете ее внимание в другую сторону?
— Дать ей игрушку, которой бы она занималась и не мешала вашему высочеству!
— Ну что ж, я очень рад! Но какая же это может быть игрушка?
— Ну разумеется что-нибудь по сердечной части! Принц Антон, конечно, не может быть предметом ее женских дум и мечтаний! Вероятно, у нее есть кто-нибудь, о ком она мечтает.
— Знаете, что я придумал? — вдруг повернулся к нему Бирон, пройдясь снова по комнате. — Она ведь действительно была влюблена в этого — как его? — саксонского посла!
— Графа Линара, что ли? — подсказал вопросом Остерман.
— Вот именно, графа Линара!
— Графа Линара можно снова вызвать! Стоит только написать об этом в Дрезден!
