Селина внутри вся дрожала и делала неимоверные усилия, чтобы овладеть собой. Она думала, что вот-вот выдаст себя, но, к своему крайнему удивлению, оказалось, что чем больше она внутренне волновалась, тем спокойнее играла свою роль и тем спокойнее произнесла в ответ на слова Анны Леопольдовны:
— Нечего докладывать, потому что вы сами и есть принцесса.
— О, да вы и в самом деле все знаете! — воскликнула Анна Леопольдовна, воображавшая, что ее наивная хитрость, заранее условленная с Юлианой, непременно должна будет обмануть гадалку.
— Да, я знаю все! — сказала Селина де Пюжи, внимательно и почти вызывающе оглядев принцессу Анну Леопольдовну.
Она знала, что ее собственная внешность гораздо привлекательнее, чем у этой похожей на немецкий крендель принцессы. Конечно, она ненавидела Анну Леопольдовну, и именно в силу этой ненависти, та показалась ей до того невзрачной, что ей даже стало обидно иметь дело с такой соперницей.
— Как же она нам будет гадать? — спросила Анна Леопольдовна по-немецки у Юлианы Менгден и тут же перевела свой вопрос по-французски.
В первую минуту француженке захотелось выкинуть какую-нибудь штуку, надсмеяться над принцессой под видом того, что этого якобы требует гаданье, но она все же удержалась.
В те времена всевозможные сказания и кудесничества были сильно развиты, и большинство таких женщин, из которых была Селина де Пюжи, знали раскладывание карт, хиромантию, то есть гадание по линиям руки, раскладывание бобов и другие способы, усовершенствованные довольно многочисленными магами, то и дело появлявшимися тогда.
Селина была знакома с хиромантией, и, хотя ее знания были в этой «науке» недостаточно велики, но их все же было вполне достаточно, чтобы увидеть, что судьба Анны Леопольдовны, как ей показывали линии руки, не предвещала ничего доброго. Она пристально и внимательно глядела на протянутую ей и перевернутую ладонью вверх руку принцессы и была поражена явными указаниями угрожающего характера. Юпитер был отмечен ясно, но покрыт сеткой, что означало возвышение, но затем падение. Линия жизни указывала на недолговечность, а линия счастья, которая у некоторых так определенно идет от среднего пальца через всю ладонь, вовсе отсутствовала. Не могло быть сомнений, что принцесса должна будет, несмотря на свое положение, претерпеть в жизни гораздо больше горя, чем радости.
Селина тем охотнее верила этому, что ей хотелось именно в это верить, и теперь должна была снова удерживать себя, чтобы уже не надсмеяться над несчастной, как она мысленно уже называла Анну, а только чтобы не сказать ей со злорадством, что того счастья, о котором она грезит, ей не видать, как своих ушей, да и вообще никакого счастья ей не будет.
