Его слова на сей счет, вернувшись к себе после очередной встречи в Кремле, записывает в дневнике К. Симонов: „Если взять нашу среднюю интеллигенцию... профессоров, врачей... у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой”. Бранное до войны слово „патриот” вновь поднимается на пьедестал. Теперь оно закрепляет выраженную в военном кличе „В бой за Родину! В бой за Сталина!” не только преданность и любовь к родине, но, прежде всего, к тому, кто олицетворяет родину — Сталину.
Еще слышалось эхо лысенковского разгрома на сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук в июле-августе 1948 г. генетиков, один из которых брат президента Академии наук академик Николай Вавилов погиб в лагерях. Хотя, как признавал сам Лысенко, последователи его учения, отрицающего теорию австрийского ботаника и мона-ха-августинца Грегора Менделя и американского лауреата Нобелевской премии Томаса Моргана о значении генов и роль наследственности, составляли меньшинство, „благодаря большому интересу, проявленному партией и лично товарищем Сталиным”, им удалось добиться победы, последствия которой нанесли сельскому хозяйству такой же урон, как коллективизация и недавно закончившаяся война.
Это все лично касалось бывшего ставропольского колхозника, которого его партия пыталась убедить, что если следовать предначертаниям сталинского любимца Трофима Лысенко, то вопреки проискам всех этих менделистов-морганистов, чьи уже сами имена свидетельствовали об их инородности, удастся выращивать невиданные урожаи.
Еще не схлынула эта кампания, как Горбачеву пришлось включаться в другую. Вышла сталинская работа „Марксизм и вопросы языкознания”, в которой кремлевский горец опять, демонстрируя одну из важнейших функций вождя, свою вездесущность, свое недреманное око, наблюдающее за всем и всегда, свое незримое присутствие всюду и во всем, свое знание всего, высказался по такому, казалось бы малозначительному вопросу, как теория почившего за 16 лет до того акаде-мика-языковеда Н. Я Марра. Как будто не было более серьезных дел у руководителя государства, как будто благополучие в стране достигло такого уровная, что можно было позволить себе роскошь тратить время и на такие проблемы. Но в том-то и дело, что Сталин как раз и стремился создать такое впечатление. Все это делалось для того, чтобы отвлечь внимание „винтиков-шпунтиков” от истинных проблем, от дум об отсутствии улучшений в жизни, занять их несуществующими проблемами, которые для огромного большинства скудно питающихся и плохо одетых, живущих в перенаселенных квартирах людей не представляли никакого интереса.
