Он приехал в Москву в разгар запущенной в 1949 г. кампании против космополитов. Слово это простым людям понятно не было, и что оно означает, толком никто объяснить не мог. Но раз партия нашла очередного врага, его надо было, как и предыдущих, уничтожить. На сей раз это было не так трудно, т. к. у большинства „коснополитиков”, как называли новых врагов трудящиеся, были еврейские имена, которые, старательно раскрывая псевдонимы, газеты выносили на свои страницы. Поиску новых врагов были посвящены повседневные проработки. „На одном из таких избиений в Харькове измученный вконец „прорабатываемый” поднялся на трибуну и сказал: „Вы меня убедили, товарищи. Я понял, что я действительно не наш человек!” Эта фраза: „Я не наш человек” вошла в поговорку”.
Прикрывая очередное гонение на литературу нападками на „космополитизм”, партия подвергала всенародному шельмованию появившуюся в ходе войны и после нее плеяду писателей и критиков, пытавшихся в своем творчестве хоть как-то отразить правду жизни, осмыслить ее по-своему, но и именно поэтому не вписывавшихся в схему социалистического реализма, который А. Камю определил как двойную мистификацию, ложно отражающую то, чего не существует в природе. „Винтикам”, как недавно назвал вождь советских людей, не полагалось задумываться, а следовало смотреть прямо вперед, радуясь восхождению к зияющим высотам светлого будущего. Никакого нытья, только бодрость и неколебимая вера в мудрость партии. Демонстрируя эти чувства на следующий день после сталинской речи, сотрудники московского Центрального аэродинамического института продефилировали по его коридорам, скандируя: „Мы винтики, мы шпунтики”.
Вместо владевших прежде человеком чувств любви, гордости, жалости, нежности, мук ревности, страдания „эра социализма создаст новую серию состояний человеческой души”, утверждал в 1937 году герой романа Ю. Олеши „Зависть” Иван Бабичев. Теперь эта эра наступила. Те, кто не прославлял ее, объявлялись врагами, которых, чтобы подчеркнуть их чужеродность, называли „беспаспортными”, „безродными” и „антипатриотами”. Суть этого в том, чтобы убедить всех, что несмотря на английское и американское вооружение, несмотря на американскую свиную тушонку, сухое молоко, яичный порошок, шоколад, вкус которых помнили все, кому эти продукты помогли в войну выжить, американскую одежду и обувь, которую все еще носили, „студебеккеры”, все еще ходившие по дорогам, Запад, как трубили повседневно марксистские идеологи, окончательно загнивает и пример брать с него нечего. Все самое лучшее, самое передовое — в сталинской державе.
