Что думал будущий генсек, оказавшись один на один с теми, кому было суждено уйти на долгие годы на острова архипелага ГУЛага или исчезнуть в нем? Или он по-прежнему слепо верил в то, что осуществляется справедливое правосудие победившего класса, и он должен быть горд тем, что ему выпало быть его проводником?
Юридический факультет не был предназначен для того, чтобы научить студентов мыслить в категориях права. Им надлежало запомнить и уметь применять на практике то, что требует власть. Они должны были выучить, не как применять закон, а как его не применять! Они должны были руководствоваться не правом, а партийными решениями. Млынарж все это видел собственными глазами на практике в прокуратуре, где почти все приходившие к прокурору жалобщики уходили ни с чем. Он вспоминает, как однажды пришли крестьяне, у которых отключили электричество.
— Закона, по которому вам обязаны включить электричество, нет, -объяснил им прокурор. — В конституции не записано, что вы имеете право на электричество. Закон в вашем случае не нарушен.
— Но коли мы будем использовать керосин или лучины, может случиться пожар, — заметил один из просителей.
— А давно ли пользуетесь электричеством? — поинтересовался прокурор.
— С тридцать восьмого года, — был ответ.
— А до этого освещались лучинами, — обрадовался блюститель закона. — Вот так и продолжайте. А произойдет пожар — найдем виновного и накажем по всей строгости закона.
Если Горбачев при этом разговоре не присутствовал, то он мог быть свидетелем чего-то подобного в этом роде. После практики он возвращался к себе на Стромынку. Из дому присылались продукты. Ставрополье в то время еще не впало в такую бедность, как в годы, когда Горбачев руководил сельским хозяйством страны. Присылали из дому сало, пироги, колбасы, ветчину. В общем, было чем закусить. После выпивки товарищи по комнате расходились, оставляя ее тому, чья была очередь, и тот мог час-другой пробыть со своей подругой наедине. Несмотря на то, что в начале 1954 года Михаил и Раиса стали мужем и женой, отдельной комнаты им не выделили, и их семейная жизнь строилась по расписанию. Интересно бы узнать, что думали молодожены о такой жизни, о политической системе, не способной обеспечить их такими удобствами, как собственная комната с собственной постелью? Что они думали о режиме, заставляющем подчинять ему даже интимные чувства?
„Я бы с ума сошел, если бы пришлось жить в коммуне. Этого я никак не могу. Чернышевский правильно заметил: у каждого есть уголок жизни, куда никто никогда не должен залезать, и каждый должен иметь „особую комнату” только для себя одного”.
