НОВЫЕ ЛЮДИ
Обед в Георгиевском зале в честь парада Победы подходил к концу. Славословиям Сталина, казалось, не будет конца. Его уже предложили наградить вторым орденом Победы, присвоить звание Героя Советского Союза и, наконец, возвести в ранг генералиссимуса. Вдруг Сталин, всегда любивший поиграть в скоромность, встал и сказал:
— Мне идет уже шестьдесят седьмой год. Ну сколько я еще смогу поработать... Года два-три. Потом должен буду уйти.
Были ли эти слова искренни или, как полагает рассказавший об этом эпизоде адмирал Кузнецов, ему „просто хотелось посмотреть, какой эффект на окружающих произведет столь необычное заявление”?
Кому из сидевших в сверкавшем праздничном зале Кремля могло прийти в голову, что присутствуют они при завязке очередной сталинской интриш, развязка которой наступит через несколько лет?
После того как исчез Жданов, оставались другие, кто слова Сталина о скорой отставке мог принять всерьез. Теперь подошла их очередь. Диктатор решил избавиться от своих многолетних соратников. Следуя испытанному плану, он, как и перед началом террора тридцатых годов, начинает выдвигать на ключевые позиции новых, „своих” людей. В их числе — Патоличев, ставший в 1946 году на короткий срок секретарем ЦК. Однако на его протеже Андропова это не влияет. Он по-прежнему остается в Петрозаводске. Положение другого будущего генсека выглядит еще более безнадежным. Он в еще более захолустном углу — в Пензенском обкоме, секретарем которого он стал после окончания партийной школы в Москве.
Правда, Патоличев не забывает об Андропове, и в 1947 году тот делает небольшой шаг вперед, став вторым секретарем карельского ЦК партии. И опять затишье.
А Черненко пока влиятельных покровителей не нашел. Он настолько бесцветен, что никого не интересует. Никто из власть предержащих пока
ещене видит в нем для себя никакой пользы. Его таланты терпеливого канцеляриста-столоначальника в то время еще высоко не оценивались. Они найдут свое применение в иную эпоху, когда, устоявшись, власть захочет покоя, при котором единственным разрешаемым шумом будет шелест перекладываемых со стола на стол бумаг, когда деятельность будет подменяться ее видимостью — движением входящих и исходящих. Тогда станет главным талант столоначальника, не правящего, а создающего видимость правления. А пока единственно чего сумел добиться Устиныч, так это перебраться в солнечную винную Молдавию. Это даже нельзя было считать повышением. Должность заведующего агитпропом республиканского ЦК вряд ли можно было рассматривать как продвижение после того, как он уже занимал посты секретаря крайкома и обкома. Видимо, ни учеба, ни связи, установленные в Москве, не помогли. Говорят, что пил он в эти годы изрядно, благо и вина, и водки было достаточно. По всей вероятности, был уверен в том, что карьера его зашла в тупик. Не думал и не гадал, что, не окажись он в Кишиневе — так и кануть бы ему в неизвестность.
