ПЕШКИ В ЧУЖОЙ ИГРЕ
Машина мчалась по шоссе, которое называли Правительственным. Ни на одной подмосковной карте его нет. По этому шоссе, проложенному к даче Сталина, разрешалось ездить только тем, кого он вызывал или приглашал к себе.
Сама дача, скрытая за сосновыми деревьями, сбитая из сосны, и в которой и вся мебель была тоже из нее, внешне выглядела довольно скромно. Хозяин любил подчеркивать скромность. И она была так выразительна, что на нее нельзя было не обратить внимания. Как нельзя было не обратить внимания и на его восточное гостеприимство.
Все это осталось в памяти Милована Джиласа. Он запомнил обильный стол, многочисленные тосты и участников этого сталинского застолья. Он вспоминает, что один из них, чтобы развеселить остальных, рассказывал, как поступили в Ленинграде с Михаилом Зощенко после того, как писатель подвергся партийному разносу.
Перестарались. Отняли продовольственные карточки. Пришлось вмешаться. Иначе помер бы с голоду, — сокрушался за столом у Сталина человек с полным лицом и усами щеточкой.
Звали этого человека Андрей Жданов. После убийства Кирова, когда из Нижнего Новгорода его перебросили в Ленинград, он постоянно расширяет сферу своего влияния, и к концу 30-х годов считает себя наследником Сталина.
„Небольшого роста с каштановыми подстриженными усами, с высоким лбом, острым носом и болезненно красноватым лицом. Он был образованным человеком и в Политбюро считался крупным интеллектуалом... Накапливал сведения из разных областей посредством марксистской литературы. Он был вдобавок интеллигентом-циником, что еще больше отталкивало, так как за подобной интеллигентностью скрывался сатрап”. К этому нарисованному Джиласом портрету Жданова
следует добавить написанное о нем Светланой Аллилуевой.
„На искусство Жданов смотрел с ханжески-пуританских позиций. Их лучше всего выразила однажды жена Жданова:
— Илья Эренбург так любит Париж, потому что там голые женщины!..
В конце концов его возненавидели все как исполнительного адъютанта, „возможного наследника Сталина”.
За обеденным столом Сталина он пил апельсиновый сок и жаловался на сердце. Однако его больное сердце выдержало и террор, которым он руководил в Ленинграде, и блокаду, в которой оказался (во многом по его вине) этот город во время войны. Когда Аллилуева пишет, что в результате он „оставил о себе дурную память Держиморды” — это еще не все. Остался он в памяти и как палач Ленинграда.
А рядом за столом сидел и тот, кто видел в Жданове своего основного соперника. „Был он низкорослым и полным, но типичным русским с монгольской примесью — немного рыхлый брюнет с выдающимися скулами. Он казался замкнутым, внимательным человеком без ярко выраженного характера. Под слоями и буграми жира как будто двигался еще один человек, живой и находчивый, с умными и внимательными черными глазами. В течение долгого времени было известно, что он неофициальный заместитель Сталина по партийным делам. Почти все, связанное с организацией партии, возвышением и снятием партработников, находилось в его руках. Он изобрел „номенклатурные списки” кадров — подробные биографии и автобиографии всех членов и кандидатов многомиллионной партии, которые хранились и систематически обрабатывались в Москве”. Так пишет Джил ас о человеке, которого звали Георгий Маленков.
