Джилли задержалась у двери ровно на минуту — за это время она успела изобразить на лице широкую улыбку и произнести:
— Кевин, старина, ты можешь на меня рассчитывать!
Фамильная часовня Ролингсов была расположена в самой старой части Холла. Ни эркеры, автором которых был Херли, ни более поздняя резьба по дереву Гринлинга Гиббонса не могли скрасить удручающего впечатления от годами скапливавшейся внутри пыли, покрывавшей темное помещение, а также от сырости и затхлости, наполнявших его от каменного пола до сводчатого потолка.
Свечи, водруженные на покрытый пятнами мраморный алтарь, мигали и чадили, но мало помогали осветить часовню. Кевин, стоявший у алтаря в ожидании невесты, не мог счесть темноту не чем иным, как Господним благословением.
Во всех перипетиях и несчастьях Кевина поддерживал его слуга Уилстон, исполнявший на церемонии обязанности шафера. Стоя на почетном месте рядом с графом, он прихорашивался и всячески выражал хозяину свою нерушимую преданность. Его присутствие у алтаря было вызвано скорее необходимостью, нежели дружескими чувствами графа, что не мешало слуге гордиться собой и размышлять о том, что род Уилстонов, в пяти поколениях которого были слуги, наконец «поднялся».
На галерее, там, где полагалось находиться членам семьи, расположились слуги Холла: миссис Уайтбред в своем лучшем платье — черном, но порыжевшем от старости, Хэтти Кемп с мокрым от слез платочком, Лайл и Фитч, отказавшиеся сесть и нервно переминавшиеся с ноги на ногу — они чувствовали себя не в своей тарелке и порывались убежать туда, где было «их место», и Вилли, грум, сидевший в стороне от остальных — к счастью, в подветренной.
Олив Зук сидела за огромным расписным органом, изготовленным в Голландии, и по сигналу священника, стоявшего на алтаре, принялась извлекать из инструмента столь ужасающие звуки — какой-то хруст, свист, вздохи и рев, причем все это сопровождалось вздыманием клубов пыли, — что лишь с большим трудом можно было угадать в них мелодию Уатта «Господь, храни нас долгие года».
На позолоченных стульях, специально принесенных в часовню и стоявших на каменном полу, восседали тетушка Сильвия и Элси. Старушка протянула руку и пожала недвижную ручку куклы, как бы ободряя ее, а затем принялась подпевать органу визгливым сопрано.
«Надеюсь, у Господа есть чувство юмора, — подумал Кевин, улыбаясь. — Занятно, что при всех своих проблемах с головой тетя Сильвия научилась так замечательно одевать свою Элси. Кукла выглядит совсем как человек. Я поручил бы тетушке одеть свою невесту, если бы не был уверен, что Джилли задушит бедную старушку в знак благодарности».
