– Надежда Михайловна, когда вы двигаете левой ногой, больно? Подвигайте.
Она начинает возить ногой по покрывалу.
– Ой, Сашенька… Очень больно!
Мне становится понятно. Это позвонок чуть-чуть от удара сместился. Ещё раз проверяю, уже ощупывая позвонки в этой области. Сомнения отпускают меня. Сейчас я, кроме этого позвонка, ни о чём не думаю. И пальцы притягиваются…
– Надежда Михайловна… Сейчас вам должно стать немного больно, но потом всё должно пройти. У вас позвонок смещён. Я буду вправлять.
– Как скажешь, Сашенька…
Эта покорность мне как лекарю удесятеряет силы и желание помочь! Отключаю голову… Пальцы притягиваются… Нажимаю…
– Ой! Ой! О-ох… – сначала вскрикивает, а потом будто облегчённо вздыхает она.
Дмитрий Иванович стоит рядом и сосредоточенно молчит.
– Надежда Михайловна, попытайтесь подвигать ногой…
– Да, Сашенька… Боль-то вся ушла сразу.
– Нет, нет! Подвигайте!
Снова ёрзает ногой по покрывалу.
– Ну как?
– Вроде и не болит совсем… – озадаченно произносит она. – Можно, я встану?
– Я сейчас выйду, а вы, Дмитрий Иванович, помогите встать. Поддержите слегка. Потом позовите.
Выхожу. Настроение дрянное. Почему-то мне абсолютно ясно, что Ванька сегодня не придёт. И вообще ясно, что в Питер я вернусь один. Я в этом убеждён! Сам не знаю почему, но в самолёте я вижу себя одного. Я вижу… Я вижу!
– Саша! Заходи!
Вхожу.
Надежда Михайловна стоит, поддерживаемая Дмитрием Ивановичем. Стоит и улыбается!
– Ну как?
– Ой, Сашенька… Пока тебя не было, мы даже походили немного. Так хорошо! Боли нет.
– Вот и слава богу! Только с месяц ничего тяжёлого не носить и из дома не выходить, – жёстко приказываю я, глядя ей прямо в глаза. Мне почему-то кажется, что так дойдёт быстрее. – Так что нам с вами, Дмитрий Иванович, придётся пока хозяйствовать вдвоём. Да! Каждый вечер я буду с вами немного работать руками, ну то есть слегка массировать позвоночник.
– Конечно, Сашенька! Давайте к столу!
– Ну, Сашка! Дай руку! – уже гремит хозяин.
Даю. Он крепко жмёт мне руку и обнимает.
– Я верил, но сейчас… Ты… – на глазах Дмитрия Ивановича появляются слёзы, и он провозглашает: – Ты настоящий лекарь! Мать, мы выпьем слегка?
– Да, конечно! И мне тоже немножко…
Пьём водку, закусываем жареной рыбой, и у меня внутри разливается тепло. И я не могу понять – то ли от водки, то ли от радости, что сделал добро дорогим мне людям.
* * *
Уже неделю я работаю в Булуне как проклятый.
С утра бегу к Андрею. Сперва массирую ему ноги, а потом мы с ним делаем Ванькин велосипед.
