— Вы же своё имя не называете, а без имени как жить в городе? Вот и того, пришлось придумать, а то кто знает, что люди подумают.
— А почему Ирвин? Не то, чтобы я против, но мало ли имен на свете.
— Понимаете… — Фер замялся и залился краской. — Я, когда совсем мальцом был, часто бедокурил, ну и прятался то от тётки, то от Красного, то ещё от кого. У деда пёс был… — на этих словах я напрягся, предчувствуя неладное. — Безродный какой‑то. С виду и не скажешь, что серьёзный, даром, что крупный. Я у него в будке и крылся. — Фер замолчал, не уверенный, что стоит продолжать. Я ждал, уже догадываясь, какое будет завершение рассказа и сжал посильнее кружку. — Его Ирвином звали…
Угадал. Фер ловко увернулся от брошенной кружки и выпрыгнул за дверь. Я не стал гоняться за ним, всё равно не поймаю. Фер с опаской смотрел на меня с верхних ступенек лестницы, готовый и дальше дать дёру при первой же опасности.
— Скотина ты неблагодарная, — я погрозил ему кулаком. — Я из‑за тебя дом покинул, лишениям подвергаюсь, а ты… Сгинь с глаз моих!
Я демонстративно отвернулся к стене и натянул одеяло почти на голову. За открытой дверью стояла нерешительная тишина. Затем дверные петли слегка скрипнули и звук спускающихся по лестнице шагов донёсся уже через закрытую дверь. Я немного полежал, пытаясь рассердиться или хотя бы расстроиться, но потерпел неудачу и, мысленно махнув рукой, заснул.
Болеть было с одной стороны приятно, с другой — ужасно скучно. Лежи себе спокойно, хочешь — спи, хочешь — сиди у окна. Можешь даже книгу прочитать. В двадцатый раз… Да ещё и с Фером я не разговаривал. Мальчик молча приносил еду, молча убирал посуду, но я видел, что его тоже тяготит такое положение, однако достойного повода для разговора всё никак не подворачивалось. К восьмому дню, ближе к обеду, я решил, что болеть надо прекращать, тем более, что чувствовал я себя хотя и слабым, но в остальном вполне здоровым.
Я оделся и спустился вниз, столкнувшись на лестнице с хозяйкой дома.
— Добрый день, Ефросинья Матвеевна, — я боком проскользнул мимо неё к выходной двери. — Я скоро заплачу за комнаты, — срок оплаты уже прошёл, а свободных денег у меня почти не было.
— Ой, господин Ирвин, ваш племянник уже заплатил, — к моему удивлению ответила женщина.
— Племянник? — ну, Фер, ну, зараза. Ещё и в родню набился. — Не подскажете, где он сейчас может быть?
— Да как обычно в «Поросёнке».
Видимо, удивление выражения на моём лице сменилось с вежливого «извините, запамятовал» на «чего — чего вы сказали?», так как последовало уточнение:
