Афродита | страница 9
Джала, присев у ее ног, вспоминала любовные песнопения Индии.
— Кризи... — не то проговорила, не то пропела она, и завела с мелодичной монотонностью:
— Кризи, твои волосы — словно пчелиный рой среди ветвей. Теплый южный ветер обдувает их влажными запахами ночных цветов, навевает на них росу любовных игр.
Кризи запела в тон, но голосом более мягким и медлительным:
— Мои волосы — словно бесконечная река среди равнины, в которой прячется ветер.
И так они пели, сменяя друг дружку.
— Твои глаза — словно неподвижные голубые водяные лилии.
— Мои глаза прячутся под сенью моих ресниц, словно глубокие озера под сенью черных ветвей.
— Твои губы — словно два нежных цветка, на которые пролилась кровь лани.
— Мои губы — словно края горящей раны.
— Твой язык — это окровавленный кинжал, поранивший твой рот.
— Мой язык украшен драгоценными жемчужинами. Он пылает от желания обладать моими губами.
— Твои ноги и бедра — два белых слоновьих бивня, несущих твои ступни, словно два красных цветка.
— Мои ступни — словно два лепестка водяной кувшинки, мои ноги и бедра — словно стебли и бутоны кувшинок.
— Твои груди — словно два серебряных щита, выступы которых закалены в крови.
— Мои груди — это луна и ее отражение в озере.
— Твой пупок — словно глубокий колодец в пустыне из розового песка, а низ твоего живота — словно молоденький козленок, лежащий у чрева своей матери.
— Мой пупок — это круглая жемчужина на опрокинутой чаше, а мое лоно — это ясный месяц над лесом.
Настала тишина. Рабыня опустилась на колени, склонила голову.
Куртизанка продолжала:
— Моя сердцевина — словно пурпурный цветок, полный меда и благовоний. Она — словно морская актиния, подвижная и в то же время ленивая. Она — сырой грот, она — теплое пристанище, она — убежище, где ждет отдых на пути к смерти.
Падая ниц, индуска тихо прошептала:
— Она ужасна. Это лик Медузы.
Кризи воздвигла ступню на затылок поверженной рабыни и, вся дрожа, промолвила:
— Джала!..
Постепенно опустилась ночь; но луна светила столь ярко, что вся спальня казалась заполненной голубоватой дымкой.
Обнаженная Кризи рассматривала свое тело, на котором играли лунные блики и глубокие тени.
Внезапно она резко поднялась.
— Джала, прекрати! О чем мы думаем! Уже ночь, а я еще не выходила. Теперь я не найду никого, кроме подгулявших матросов. Ответь, Джала, я красива? Ответь, Джала, красивее ли я сегодня, чем всегда? Не правда ли, что я красивее всех женщин Александрии? Не правда ли, тот, кто заглянет в мои глаза, будет отныне следовать за мною повсюду, как покорный пес? Не правда ли, я сделаю с ним все, что захочу, даже превращу его в раба, если на то будет моя воля... мой каприз... и что от любого я могу ожидать беспрекословного повиновения? Одень меня, Джала.