— Что она говорит? — спросила я, хотя теперь уже совершенно четко слышала ее стенания: боль, боль, боль.
— Она все время так делает. Иногда выкрикивает: «Я проклята, я проклята» — или еще как-нибудь жалуется. Смотрите, здесь у них парикмахерская. — Большой смуглой рукой она быстро распахнула дверь, и моим глазам предстала похожая на тюремную камеру комната, в которой были только раковина и стул. — Парикмахер приходит каждый месяц, можно сделать перманентную завивку или покрасить волосы. А вот и комната Айви. — Она тихонько постучалась, а затем толкнула дверь со словами: — Смотри, Айви, к тебе пришли.
Айви сидела в большом кресле рядом с кроватью, лицом к окну. Она не читала, не смотрела телевизор, не складывала головоломку. Она просто сидела, неподвижная, тихая и такая нежная, что возникало чувство, что нужно перейти на шепот и преклонить колени, будто она святой человек, переживающий момент духовного просветления. Она была маленькой и худенькой, и абрикосовое с голубым платье в цветочек сидело на ней очень свободно. Когда мы вошли, ее худенькие руки слегка дрогнули, как испуганные ветви при внезапном порыве ветра. Она повернулась к нам в каком-то неловком волнении, будто мы ее разбудили, и прищурилась, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Что? — сказала она сердито, впиваясь костлявыми руками в подлокотники.
Женщина подтолкнула меня вперед, громко прошептала: «Это Манон» — и закрыла дверь, оставив нас наедине.
— Манон? — Голос Айви взлетел вверх и словно бы растаял.
— Привет, Айви. — Я наклонилась и взяла ее за руку. Рука была вся в веснушках.
— Манон? — повторила она и крепко сжала мою руку, а другую руку, которая сильно дрожала, поднесла ко рту. Бледная и встревоженная, она пытливо вглядывалась в мое лицо. Потом она отвернулась и посмотрела в окно, по-прежнему касаясь своих губ трясущейся рукой.
— А я думала, что сплю. — Когда она снова на меня посмотрела, в ее почти бесцветных старческих глазах стояли слезы.
Вот я и встретилась с Айви, и со мной происходило что-то странное. Словно кто-то сжимал мое сердце, и от этого глаза наполнялись слезами. Я уже давным-давно не плакала и оттого чувствовала ужасную неловкость. Я вся покраснела, вытерла глаза и стала дико озираться, потому что мне казалось, что надо немедленно что-то сделать, а не стоять просто так, с глазами, полными слез. Айви потянулась ко мне, и я тут же очутилась в ее объятиях, прижалась щекой к ее щеке, дряблой и мягкой, как застиранный носовой платочек. От Айви пахло лавандой и мылом, ее глаза сияли, она легонько похлопывала по краю кровати, приглашая меня присесть.
