Я рассказала Люси.
— А знаешь что? У Сьюзи Ньюбаунд целовали сиськи.
Люси закатила глаза.
— Я знаю, — прошипела она. — Филомена делает это с Фрогго. — Она затушевала свой триумф небрежным пожатием плеча. Но я все видела. Я видела, как ей приятно то, что она знает больше меня, что она знает более интересные, смачные вещи.
— Филомена? — Я не могла в это поверить. Филомена, этот омерзительный вонючий прямоугольник, который всегда меня недолюбливал. — И Фрогго? — Фрогго работал на заправке. Он-то был вполне ничего. Раньше он был весь покрыт прыщами, но потом это прошло.
— Ага. Они давным-давно это делают. По полной программе.
— А ты откуда знаешь?
— Да так, рассказал кое-кто.
Если это было правдой, тогда Филомена была первой из моих знакомых, кто делал это по-настоящему. Иногда я вдруг начинала думать, как Филомена и Фрогго этим занимаются. На том этапе я еще не знала точно, как «это» выглядит, но стоило мне увидеть избегающую меня Филомену на велосипеде, передо мной вставала мерзкая картинка того, как она и толстый Фрогго совершают какие-то телодвижения. Я не хотела об этом думать. Но иногда бывает так, будто у вас в голове прокручивают кино, а вам даже не дают поработать оператором. Просто начался показ фильма, констатировала я в таких случаях. А поскольку я не вполне понимала, что в этом кино показывают, я сделала в своем сознании зарубку, которая служила показателем таинственных и неизведанных областей мироустройства. Вечно все происходило не так, как я ожидала. Все равно я подвергла сомнению слова Люси. Я сказала, что это наверняка неправда. Она опять пожала плечами, всем своим видом выказывая безразличие. Она все время так делала. Мы с Люси больше не были лучшими подружками. Мы были так себе подружками.
* * *
Мне было шестнадцать, и у меня все еще так и не было своего парня, когда наступило то ужасающе жаркое лето и стали происходить нехорошие вещи. Это было так, как будто после того лета у жизни случилось разжижение мозга, повлекшее за собой ухудшение ее нрава, будто у жизни случился сильный солнечный удар. Ко всему прочему, в то лето было мало цветов и нектара, поэтому птицам приходилось поедать «розовых леди» мистера Нельсона. Мистер Нельсон называл птиц париями неба и вел себя так, словно эти несчастные совершили преступление. Он краснел, раздувался, приходил в отчаяние, а иногда поднимался на рассвете вместе с миссис Нельсон, и они стояли на границах своего фруктового сада, взобравшись на маленькие стальные лесенки, выкрашенные в желтый цвет, и хлопками распугивали попугаев и зябликов, которые носились по небу, высматривая яблоки сорта «розовые леди».
