Я приняла решение держать голову прямо и не глазеть по сторонам вплоть до самого вокзала, чтобы не видеть никаких причудливых туфель, или магазинов с чулками, или боа из перьев, или пирожных. Ничто не вынудит меня уклониться от выполнения задуманного. Я всматривалась в плывущий мне навстречу поток лиц. Ни одно из них не пробуждало во мне желания ни петь от счастья, ни плакать, но почему-то в глубине души я верила, что если бесконечный и разнообразный людской поток продолжит течь мне навстречу, то однажды наступит день, когда я увижу одно-единственное, особенное лицо — такое лицо, которое заставит меня испытать пронзительное чувство.
Когда мне надоело смотреть на лица, я переключилась на обувь, но самым интересным оказалось проверять, кто во что обут, отслеживать соотношение человека и его обуви. Встревоженная толстушка в синей мини-юбке в цветочек, похожие на манную кашу рыхлые ноги засунуты в высокие ботинки. Строгого вида юноша в брюках из марлевки, практичных сандалиях и с плохо застегнутым, болтающимся на ходу кожаном ремнем. Усталая пожилая женщина, держащаяся за поясницу, с волосами сухими, как увядшая трава, с тяжелой шаркающей походкой, в светло-голубых носочках и кедах без шнурков.
Я думала о той девушке из обувного магазина, о Деборе. Она была, наверное, всего на пару лет старше меня, но нарочно старалась выглядеть старше. Старше не в том смысле, когда уже появляются морщины, а в том, когда уже ходят с модными дамскими сумочками. Она была такой, какой мечтала стать Люси. У Люси в комнате даже был туалетный столик, а перед ним стоял плюшевый пуфик в форме гриба. Именно на этом столике лежала ее розовая щетка для волос фирмы «Мейсон и Пеарсон», в ожидании того утреннего мгновения, когда в комнату приходила мама Люси, чтобы причесать ее, заплести ей косы и украсить их резиночками и заколочками. Однажды, когда я у них заночевала, мама Люси хотела причесать и меня тоже, но я сильно смутилась, потому что боялась, что мои волосы окажутся слишком спутанными, и потому что они были какого-то коричневого ослиного цвета, а вовсе не молочно-белого, как хотелось бы. Честно говоря, пока Люси мне не сказала, я и понятия не имела, что щетка «Мейсон и Пеарсон» — это нечто особенное. И я даже представить себе не могла, как это моя мама вдруг стала бы причесывать меня по утрам. По утрам мама обычно спала. А мама Люси приготовила нам ланч и упаковала все в специальную коробочку Я в тот день была страшно горда тем, что у меня был с собой настоящий ланч. Обычно я попрошайничала у толстой Бетти Эдмундс, которая вечно сидела на диете и время от времени раздавала свои бутерброды с ореховым маслом. Вернувшись домой, я рассказала Эдди про настоящий ланч. Еще я сказала, что собираюсь попросить на день рождения щетку для волос «Мейсон и Пеарсон», а Эдди только фыркнул. Он сказал, что просить такой подарок — настоящая дурость.
