Когда мой поезд медленно и тяжеловесно покидал станцию, не было никакой дымки, а был только большой папочка в красной ветровке, который бежал по перрону и махал рукой своему ребенку. Его живот прыгал вверх-вниз, но он все равно добежал до самого конца перрона, пыхтя и размахивая рукой. Немногочисленные пряди, которые остались у него на макушке, растрепались и вздыбились так, что он напоминал старую потрепанную игрушку, тряпичного мальчика. Мне было тяжело смотреть на этого большого бледного папочку, который с трудом дышал, и продолжал бежать, и чувствовал боль в своем старом изношенном сердце все то время, пока поезд отъезжал от станции и увозил его маленького ребенка. А ребенок, наверное, стоял на коленках и выглядывал в окошко, издавая громкие радостные крики оттого, что он едет в этом пыхтящем и дребезжащем поезде, и оттого, что этот поезд словно везет его по жизни, а не жизнь, как это обычно бывает, проходит мимо.
За окном утренний свет был весь изломан и сиял; его алмазные мерцающие осколки застревали в синих узловатых ветвях деревьев. Длинные тени лежали на желтеющих полях, как позабытые пальцы ночи, продолжавшие поглаживать спящие пастбища. А мне ни чуточки не хотелось спать. Но не могла я и удержать какую-нибудь одну ясную мысль, так как пыхтение поезда и вспышки света и тени упорно меня с нее сбивали, и воспоминания о Гарри Джейкобе врезались в воспоминания об Эдди, или о бедном папочке, или наталкивались на то, что я больше всего хотела бы обдумывать. Я еще и не знала толком, что же это, но оно было чем-то похожим на вырвавшийся на свободу воздушный змей, который тянул и тянул мое сердце за собой, вперед и вперед.
Вот именно это нечто, тянущее вперед, заставляющее двигаться, было совершенно неведомо Гарри. А я и не упомню времени, когда бы со мной не было этого зовущего ощущения. Мое тело вечно строило планы, резко пробуждаясь в каком-то странном нетерпении. Плоть и кровь словно входили в заговор, заставляя меня стремиться к неведомому. А я сама напоминала бездарного пассажира, который устало сидит в сторонке с затуманенным взглядом и ждет, что превратится в настоящую Мэнни; не прежнюю Мэнни, а в новую, лучшую, в самую лучшую и самую настоящую. Казалось, что самая лучшая и самая настоящая Мэнни находится за много-много миль впереди меня, в будущем, и именно эта Мэнни Кларксон тянет меня вперед. Вот почему (я рассуждала так, словно Гарри меня слушал) мне необходимо сменить колею, прекратить ходить по одним и тем же проторенным дорожкам. Покуда я оставалась на Блэкджек-роуд, я не могла приблизиться к самой лучшей и самой настоящей Мэнни. Мне был нужен новый небесный свод, под которым начнет расплетаться странноватая и путаная ниточка моей жизни. Просто был нужен — и все.
