Оставшихся в живых заложников вывели наружу, и здание, где еще недавно шел бой, разом опустело. Лежали лишь тела на полу — но их заберут позже. Единственным живым существом здесь, как ни странно, казался магнитофон, оставленный террористами, — ядовито-желтый китайский кассетник, по-прежнему изрыгавший рок-н-ролл. Его чудом не задела ни одна пуля. Егор постоял возле него — рука так и тянулась выключить, но почему-то он не решался. Вместо этого он вылез в коридор, толкнул какую-то дверь — надо думать, в туалет…
И нос к носу столкнулся с человеком в маске. Последним «барсом», оставшимся в живых, — вот хрень, ведь все здание обшарили сверху донизу, включая сортир, где же он прятался?!
В грудь врезалось что-то стремительное, как комета, — Егор едва успел отпрянуть в сторону и ударить локтем в незащищенное горло: боевик влетел в этот удар, как в шлагбаум, и растянулся на полу. Однако тут же вскочил, завизжав от ярости, и снова бросился в атаку…
Выстрелы ударили откуда-то сбоку и снизу, с лестницы. Террорист дернулся, как марионетка, и повалился ничком прямо на Егора, будто желая прикрыть его своим телом. Егор судорожно забился, сбросил с себя чужое тело (странно, оно было совсем не тяжелым, килограммов пятьдесят, не больше) и откатился в сторону. Майор Свидригайлов, Егоров спаситель, держа оружие наготове, приблизился к «барсу» и присел на корточки. Запустил два пальца под подбородок, потянул вверх, чтобы снять маску, и присвистнул:
— Баба…
Шатаясь, Егор привстал и взглянул в мертвое лицо. Нет, не баба, вломилось в сознание через добрые полминуты. Девочка. Никак не старше пятнадцати, вот» почему стандартный «калаш» показался в ее руках уродливым переростком…
— Шахидка, — пробормотал майор и тяжело поднялся, не по-уставному опираясь на автомат, как на палку. — Тайное оружие ислама. Слыхал про такое?
— На лекции в «учебке», — заторможенно ответил Егор.
Подошел Эдик Авербах. Лицо у него было какое-то непривычно застывшее, словно стянутое.
— Они все там, — сказал он без выражения. — Все — женщины. Кроме главного. Мы только что осмотрели трупы…
И без сил прислонился затылком к холодной стене.
Надо бы мне тебя ненавидеть, подумал Егор, глядя на мертвую террористку. Вспомнился маленький переносной телевизор в автобусе — и кадр, обошедший позже полмира: мокрая полоска на щеке журналистки — крупно, во весь экран, за секунду до выстрела в висок… Да, ненависть тут была бы уместной. Однако, видимо, в его сознании что-то неправильно замкнулось. Его вдруг пронзила острая жалость — настолько острая, что перехватило горло. Он протянул руку и коснулся лица девочки — чистого, спокойного, даже нежного.
