— Ах ты су…
* * *
…ка! Что здесь делаешь?
— Да он не соображает ни фига! Харэ его месить!
Слизываю с губ теплую кровь. Затылок гудит: успел испытать на прочность стену дома. На ней — ни единого окна: мы стоим с торца. Точнее, стоят они, я удерживаюсь в вертикальном положении двумя парами рук.
— Что — харэ? Он молчит, паскуда!..
Получаю еще один удар по лицу.
— Так, кому говорю?! Закончил! Молчит — и пусть молчит пока. Мы еще не знаем, нужен он нам или нет.
Хватка с обеих сторон ослабевает, и я валюсь наземь. Сознания не теряю, но все вокруг — как за запотевшим стеклом. Внезапно людей становится больше. Меня подхватывают под руки и куда-то волокут. По дороге я, кажется, теряю ботинок. Скорбное путешествие заканчивается на заднем сиденье какой-то машины, где я, судя по всему, все-таки вырубаюсь. Потому что когда мир снова обретает яркие тона, я уже полулежу в кресле светлой комнаты. И откуда-то издалека доносится до меня голос: «…и врач вас посмотрит, да я и так вижу: ничего страшного!» Поднимаю голову — и узнаю того самого следователя. Все на том же крутящемся кресле.
— Вот видите, как нехорошо бегать. Все равно вернулись — де еще и с намятыми боками. Перестарались местные коллеги, нуда вы и сами виноваты: так неслись, что им и выхода другого не оставалось. Хотя они и его не сразу признали. Но теперь-то вы нам все сами расскажете, верно? И что там у вас на дороге было, и зачем сейчас за ним бежали. Расскажете! Тем более что оснований запереть вас в камеру у нас предостаточно. Хотите в камеру? И так вижу: не хотите.
И следователь улыбается. Следователь в приподнятом настроении. Следователь ухватил фортуну за причинное место. Следователя вот-вот разорвет от переизбытка гормонов счастья.
— Теперь-то понимаете, что мы специально не стали тогда за вами гнаться. Решили посмотреть, куда вы нас приведете. Вот вы и привели. И отпираться теперь — себе же делать хуже…
Он еще лопочет что-то наставительное, но голос его затихает, точно кто-то невидимый крутит регулятор звука — то ли у него на спине, то ли на затылке, то ли вообще управляет следователем с пульта. А во мне все громче звучит мой собственный, внутренний голос, сперва нашептывая, а потом криком крича то, что так не хочется слышать: «Теперь знаешь!» И это правда. Теперь знаю…
Дверь распахивается — и влетает она. Это, видимо, ее образ — верхом на ветре. От неожиданности следователь привстает.
— Еле… Елена Вадимовна! Как вы себя чувствуете?
