Таково отношение Борхеса к заимствованным мотивам — он вступает с ними в перекличку, в диалог, в игру. Вторичность, внутрилитературность — не слабость таланта Борхеса, не свидетельство его духовной ограниченности. Это осознанная позиция. В прозаическом эпилоге к одной из последних книг своих стихов («История ночи», 1977) Борхес соглашается с теми, кто именует его «библиотекарем»: «Будет ли мне позволено повторить, что библиотека моего отца была определяющим фактором моей жизни? На самом деле я так и не вышел оттуда, как никогда не выходил из своей библиотеки Алонсо Кихано». Но как библиотека Алонсо Кихано — Дон Кихота не просто несколько растрепанных рыцарских романов, но целый духовный мир с его заповедями и законами, так и библиотека Борхеса — это вся мировая культура. Борхес похож на героя романа Германа Гессе, он также мог бы стать Великим Магистром Игры в бисер, «игры со всеми смыслами и ценностями нашей культуры»[10]. Художник-культуролог, Борхес анатомирует и интерпретирует «общее интеллектуальное достояние» (термин Г. Гессе), доискивается скрытых смыслов и прослеживает образные метаморфозы (весь цикл «Новые расследования», миниатюры «Превращения», «Притча о Сервантесе и Дон Кихоте», «Четыре цикла», и др.). Борхесовские «вымыслы» отличаются от рассказов западных писателей-фантастов (Азимова, Шекли, Саймака и т. п.) как раз тем, что Борхес не нуждается ни в каком научном и техническом реквизите. Его «машина времени» — книга, его «гиперпространство» — история культуры, его «пришельцы» — художественные метафоры, философские гипотезы, вековые образы.
В рассказе «Бессмертный» бессмысленной вечности индивидуума, когда уже не ценится мгновение, когда человек лишается своей эпохи, своих спутников, противопоставлена вечность искусства слова. Жаждет смерти вкусивший живой воды Гомер — но свежа и нова «Одиссея», и живет в веках ее герой, перевоплощаясь то в Синдбада-Морехода, то в джойсовского Улисса. Для «бессмертного», ищущего лишь забвения и покоя, слова, быть может, жалкая милостыня, но для смертного, нормального человечества слова — великий дар ушедших веков.
«Вавилонская библиотека», в которой заперт герой-рассказчик, — это одновременно метафора и космоса, и культуры. Непрочитанные или непонятые книги — все равно что нераскрытые тайны природы. Вселенная и культура равнозначны, неисчерпаемы и бесконечны. В поведении разных библиотекарей метафорически представлены разные позиции современного человека по отношению к культуре: одни ищут опоры в традиции, другие нигилистически зачеркивают традицию, третьи навязывают цензорский, нормативно-моралистический подход к классическим текстам. Сам Борхес, как и его герой-повествователь, хранит «привычку писать» и не примыкает ни к авангардистам-ниспровергателям, ни к традиционалистам, фетишизирующим культуру прошлого. «Уверенность, что все уже написано, уничтожает нас или обращает в призраки». Иными словами, читать, расшифровывать, но в то же время творить новые загадки, новые ценности — вот принцип отношения к культуре, по Хорхе Луису Борхесу.
