Судя по множеству примет – это «движение» все же началось и Россию ожидают сюрпризы.
Дело даже не в пещерности нашего общественного устройства, не в абсурдной прогрессии госпоборов и количестве иждивенцев, которых каждый россиянин теперь вправе вписывать в свою налоговую декларацию. (В графе «иждивенцы» можно смело и пофамильно указывать весь состав правительства, Госдумы, Совфеда, РПЦ, а также бесконечных астаховых-милоновых.)
И даже не в том, что гротескный босховский наборчик из «лаховых-исаевых-чаплиных и т. д.» уже десантировался с полотен старого голландца, захватил современную реальность и начал ее корежить, переделывая под родную для себя средневековую фантасмагорию. Зашкаливающая карикатурность чиновничества – это лишь первые малые пузырьки, лишь примета шевеления исторических бездн, расступающихся под напором вздымающегося из них монстра революции.
Этот фактор, как я уже сказал, не следует переоценивать. Опасность в другом.
Следует помнить, что наша революция отличается от любой другой своей исключительной легкостью и выгодностью. Есть и еще один неприятный секрет русской смуты. Дело в том, что она в принципе конструктивна.
Последнее время понятия «смута» и «революция» принято употреблять только в негативном смысле. Вряд ли это справедливо, учитывая большой «социально-гигиенический» и тонизирующий потенциал этих явлений. Заклинания о том, что некий «лимит на революции для России уже исчерпан», и вовсе бессмысленны. Они равноценны забавной попытке противопоставить молитвы закону гравитации.
Ведь революция – это острое социальное или идейное воспаление, возникающее естественным и неотвратимым образом. Оно детерминировано, как и все в этом мире. Оно не подчиняется ничему, кроме себя самого и дрожания тех бездн боли, страха, обид, разочарований и злобы, которые его порождают.
Забавны предположения, что подобные процессы останавливаются пулеметами. Это не так. Не останавливаются. Николай II (Романов) не зря заслужил звание «Кровавого», в упор расстреляв наивную русскую толпу, но дети, братья и отцы тех, кого он с таким шиком размолотил из трехлинеек и пулеметов в 1905-м, с ним все равно поквитались в 1917-м, попутно испепелив и все вокруг. По общим итогам этого происшествия Николай был номинирован на нимб, а покрошенные его пулеметами тетки и детишки с иконками забыты «яко же не бывшие».
Как показывает опыт, русская революция неприхотлива. Все, что ей нужно для начала, – это парочка зажигательных идей и что-нибудь политически огнеопасное. Например, глобальная общегосударственная ложь, возведенная в догму. Как мы могли наблюдать в 1917-м, наилучшим образом революционное пламя распространяется по имперско-патриотическим конструкциям.
