Я решил связаться с Джерри Максом, молодым адвокатом, защищавшим мою предыдущую клиентку миссис Перрин, и поехал к нему в контору, благо она располагалась в торговом районе совсем рядом с мотелем.
Джерри Макс был ка месте. Он оторвался от книги, которую штудировал, и поднял на меня настороженный взгляд своих умных карих глаз.
— Как там наша миссис Перрин? — спросил я.
— Я не видел ее с самого суда, — отвечал Джерри. — И не рассчитываю на встречу. Бывшие клиенты всегда обходят меня стороной, поскольку я напоминаю им зал суда с его затхлой атмосферой.
— Со мной та же история. Ты сейчас свободен?
— Да. И не собираюсь впрягаться в плуг. Я обещал себе посвятить выходные самообразованию и не намерен менять свои планы из-за какого-то вонючего убийства.
— Значит, ты тоже слышал про мисс Хагерти?
— Само собой. Весь город только об этом и шепчется.
— Что именно ты слышал?
— Что какая-то студентка застрелила своего профессора. Забыл, как ее звали.
— Долли Кинкайд. Ее муж — мой клиент, а сама она сейчас в клинике под наблюдением врача.
— Шизанулась?
— Смотря, что под этим подразумевать. Однако положение не из легких, Джерри. Сомневаюсь, что ее признают умалишенной, но почти уверен: она невиновна.
— Пытаешься поймать меня на крючок? — подозрительно спросил он.
— Да нет, просто мне нужны кое-какие сведения. Что ты думаешь о Джиле Стивенсе?
— Это наш местный голова. Попробуй подцепить его.
— Он уехал. Какого ты о нем мнения как о юристе?
— В нашем округе нет лучшего защитника по уголовным делам. Он знает законы, чувствует настроение присяжных. Немного старомоден и театрален, но умеет давить на эмоции. Не припомню, чтобы он проиграл хоть один серьезный процесс.
— Было такое дело. Лет десять назад он защищал некоего Томаса Макджи, которого судили за убийство жены.
— Это было до меня.
— Долли Кинкайд — родная дочь Макджи. Она была главным свидетелем обвинения, когда его судили.
Джерри присвистнул.
— Теперь я понимаю, что ты имел в виду, говоря о трудном положении. Кто ее лечит?
— Годвин.
Он вытянул пухлые губы.
— Да… с этим надо держать ухо востро.
— Почему?
— Годвин — умнейший малый и не скрывает этого. Кое-кого злит его компетентность в вопросах судебной психиатрии: неприятно ведь, когда с тобой разговаривают как с сопляком, хотя ты — верховный судья. А Годвин именно так и делает, дает всем понять, что он — мэтр.
— Я не могу диктовать ему линию поведения.
— Но можешь предупредить адвоката этой девицы.
— Все было бы гораздо проще, согласись ты быть адвокатом, — предложил я. — Мне не удалось сегодня встретиться с ее мужем, но он должен послушаться моей рекомендации. Между прочим, он из состоятельной семьи.
