* * *
Широкая Вовкина спина мелькала среди прямых стволов, растворяясь в предрассветных сумерках. Затаив дыхание, я наблюдала, как мой посыльный приближается к крыльцу. Вот он поднялся на ступеньки и позвонил в звонок. Вот стоит, ожидая ответа. И, не дождавшись, толкает дверь рукой. Секунду медлит, не понимая, отчего это она так легко подалась под его напором, затем шагает на веранду и кричит:
– Хозяева! Есть кто дома?
Беззаботность Галины меня не удивила. Она никогда не запирает дверь, уверенная, что от лихих людей вполне достаточно высокого забора. Скорее всего, мама и Галка сейчас парятся в сауне, потому и не слышат ни звонка смартфона, ни крика Володи. И тут меня осенило. Мамин смартфон! Даже если она резвится в сауне, аппарат в любом случае лежит на барной стойке, где она его постоянно бросает рядом с недопитым бокалом мартини. Достаточно забить в поисковик Интернета первые строки из гривуазного стиха, подсунутого мне в сумку, как тут же выплывет имя автора. И почему-то я не сомневаюсь, что он окажется испанцем. Этим я не только подтвержу свою догадку, но и прекращу нелепый фарс, разгадав имя того, кто хочет меня наказать. Сорвавшись с места, я бросилась к дому. Взбежала по ступенькам и чуть не упала, налетев на Володю. Рывком распахнув дверь, Лев выскочил на крыльцо, нос к носу столкнувшись со мной. Глаза его были безумны, дыхание сипло вырывалось из широко открытого рта, ноздри возбужденно раздувались. Левченко пресек мою попытку проскользнуть под его рукой в глубь дома и глухим голосом зашептал:
– Кира, стой! Туда нельзя! Быстро уходим!
– Где мать? – выпалила я.
– Она там… Лежит.
Подумаешь, лежит! Что я, не видела маму с Галкой во время занятия любовью? Хотя, конечно, для неподготовленного человека зрелище довольно необычное. Но идея о смартфоне все больше завладевала мной. Я уже мысленно видела, как держу в руках мамин аппарат и гуглю Интернет в поисках автора подсунутых мне строк. В общем, остановить меня было невозможно. Обогнув Володю, я проскочила на веранду и двинулась на кухню, прямиком к барной стойке. Пробегая мимо гостиной, замедлила шаг и остановилась. Они лежали в центре комнаты, на ковре, и горящий в камине огонь отбрасывал причудливые тени на их обнаженные тела. Замерев, я отстраненно рассматривала открывшуюся передо мной дичайшую картину, не в силах поверить в увиденное. Матери никто не дал бы ее пятидесяти. Роскошная фигура без грамма жира, гладкое, холеное тело с длинными стройными ногами. И так не вяжущееся с этим прекрасным телом недавно прооперированное лицо, посиневшее от асфиксии, вызванной черным пояском от шелкового халата, стягивающим мамину шею. И вороново крыло длинных маминых волос, покрывающее голову ее мертвой подруги. Второй конец шелкового пояска был намотан на ладонь Галины Николаевны, прибитую к полу большим серебряным гвоздем. Обрюзгшее тело маминой любовницы было изрезано ножом и плавало в луже крови. Похоже, что тот, кто это сделал, заставил Галю под пытками затянуть петлю на шее своей подруги. Мама, мамочка! Как же так? Теперь я осталась совсем одна! Я всхлипнула и медленно опустилась на пол, не отрывая глаза от синего маминого лица. Проклятый испанский выродок продолжает сводить с нами счеты. А может, она еще жива? На коленях я подползла к маме, старательно огибая кровавую лужу под Галиной, и вдруг увидела серебристый цветок, запутавшийся в маминых волосах. Еще не понимая, что делаю, я протянула руку и взяла стальную безделушку. Поднесла цветок к глазам и принялась рассматривать. Искусно сработанный мак, с улыбающейся горгоной в центре. Цветок завораживал. Гипнотизировал. Уводил за собой в неведомые дали. Позабыв обо всем на свете, я всматривалась в него до тех пор, пока чьи-то сильные руки не подхватили меня и не понесли из комнаты прочь. Не в силах скинуть оцепенение, я продолжала смотреть на свою ладонь, в центре которой лежал стальной мак, освещенный улыбкой горгоны Медузы.
