* * *
Снова и снова я перечитывала незнакомые стихи. Володя был прав: в них говорилось о лесбиянках. Моя мать последний год предпочитала мужчинам женщин. Значит ли это, что речь идет о ней? Голос из розового телефона сказал, что будет давать указания. Следует ли считать это указанием? Мать не отвечает на звонки. Галина тоже. Артур сказал, что мама у нее. Следовательно, надо ехать к Галке, и там все станет ясно. А вдруг это ловушка? Я приеду, и тут меня, тепленькую, примут под белые руки и предъявят обвинение в убийстве Артура. А, будь что будет, Лучано в любом случае найдет способ избавиться от меня, если не приму его дурацкую игру. Уложив деньги, розовый аппарат и листок из книги обратно в сумку, я уже совсем было собралась подняться с табурета и попрощаться со своей детской любовью, как дверь сторожки с грохотом распахнулась и на пороге появился Вовкин напарник. Руки его были заняты пакетами, набитыми до отказа провизией.
– Тук-тук! Не помешаю? Интима не нарушаю? – игриво пробасил Сергей. И, грохнув пакетами об пол, сообщил: – Ух-х, еле доволок. На четыре с полтом затарился. Вот сдача.
При свете лампы Мамай оказался невысок, черняв, быстроглаз и пронырлив. Высыпал на стол мятые бумажки сдачи и только теперь посмотрел на нас с Левченко.
– А чего это вы такие хмурые? – Он заглянул мне в лицо и возмущенно взмахнул руками.
– Вольдемар, ты что, ей про больную дочь рассказал? Вот идиот! Говорил я тебе, что женщин так сразу пугать нельзя! А ты «моя Кира особенная, я за нее как за себя поручиться могу»! Ну и что, дала она тебе денег?
– С какой это стати я должна кому-то дать денег? – насторожилась я.
– Мамаев, замолчи! – вскинулся Вовка. – Кира ничего не знает!
– Вот и прекрасно! Так пусть узнает!
Мамай шагнул к напарнику и задрал рукав его куртки. Я, не отрываясь, смотрела на Вовкину руку, где через запястье готической вязью было набито слово «Кира». Друг детства перехватил мой недоумевающий взгляд и, став малиновым, быстро проговорил:
– Это я давно. Еще до армии.
– Он вас, милая барышня, уже давным-давно разыскивает, хочет денег на операцию попросить, – вводил меня в курс дела Мамаев. – Потому что любит вас с детских лет. И еще потому, что вы богатая и отзывчивая, а он непутевый нищеброд, который, дожив до двадцати семи лет, так и не научился прилично зарабатывать.
– Это правда, Вов? Тебе нужны деньги?
Лев подавленно молчал, зато отозвался общительный Мамаев, неторопливо откручивавший крышку на бутылке с коньяком.
