— Хватит! — оборвал Риту Игорь. — Опять старая песня. Я есть хочу, а не болтовню твою слушать. Ты меня благодарить должна, что я тебя забрал из того сарая и новую жизнь тебе устроил. А ты все время про мамашу свою песни поешь, никак не забудешь.
— Ладно, пейте чай, колбаса там, в холодильнике, хлеб на столе. А я пойду. Дел-то полно, никто за меня их не сделает.
Рита посмотрела в окно. Ветви деревьев провисают под тяжестью мокрого снега. Она подошла к буфету. Увидела старые фотографии в деревянных рамках. На одной из них узнала мать. Совсем девчонка, с косичками и большими бантами. Рядом с ней ее мать, Ритина бабка, которая уже давно умерла, она ее даже не помнит. А вот дядя Володя, повыше матери, он старше ее на два года. Фотография черно-белая. Мать улыбается. Рита редко видела ее улыбающейся. Когда мать напивалась, то часто смеялась. Это был пьяный смех, грубый, визгливый. Опять перед глазами возникло серо-синее лицо мамаши, ее рваный зеленый халат, из-под которого виднеется грязный лифчик телесного цвета. Он, наверное, был у нее один. Рита никогда не видела другого. А этот прямо врезался в память. А вот еще фотография. Женщина, чем-то напоминающая Любовь Орлову, и дядя Володя, совсем молодой. Рита узнала тетю Аню, жену дяди Володи, хотя видела ее, когда была совсем маленькой. Тетя Аня умерла от опухоли головного мозга, ей было чуть за сорок, а дядя Володя так больше и не женился. На другой фотографии тоже тетя Аня и дядя Володя, а с ними двое мальчишек, их сыновья Павлик и Сергей. Им повезло, родители их очень любили. Своих двоюродных братьев Рита тоже видела очень давно, оба живут в Москве. Она достала фотографию и поднесла ее к свету. Павлику на этом фото не больше пяти лет, значит, Сергею года два. Она всматривалась в лица ребят и невольно вспоминала свою Леночку.
— Ты есть будешь? — Игорь резал батон.
— А? — она повернулась к мужу. — Да, чай с бутербродом.
— Тогда наливай.
Рита взяла чайник и взглянула на мужа. На лице Игоря ни горя, ни сожаления. Кажется, его не трогает случившееся. Он очень жестокий, но намного лучше матери. Он спас ее. И она его очень любит. Очень любит. Кого ей и любить, как не его?
— Тебе когда на работу? — она наполняла чашки кипятком.
— Ты что, опять под дуру косишь? На какую работу? О чем ты вообще говоришь? Сейчас пересидим у дядьки твоего пару дней, пока все уляжется, и надо рвать когти подальше отсюда, от Дубровска, от Москвы. Поедем на Черное море. Будем там новую жизнь устраивать.
