– Подай Бог! – молились они. – Жаловаться грех…
Так и закрепилось это имя за центром Ленских приисков – Бодайбо, так и осталось.
И закрыл свои глаза Господь, увидев, что делает человек с человеком за золото, и ушел из этих мест, и только темные духи Муйских хребтов все морочат да дурманят человека, все обводят его вокруг пальца и влекут его к Золотой той реке, иже несть ни печали, ни воздыхания…
– Подай Бог!
А еще сотни и сотни верст, все севернее да восточнее, стоит городок старателей да шахтеров, и имя ему – Алмаз, ибо немерено рассыпано в тех местах самоцветов, день и ночь лопатят там горные речушки трехэтажные, пятиэтажные драги, рыча, отплевываясь, злобствуя и огрызаясь, крутятся они посреди ручейков, перейти которые человеку – плевое дело, и делают из тех ручьев запруды, на десятки метров вглубь и вбок перемалывая берега.
На самом верху железной этой махины, что дробит и пережевывает землю и валуны, в самом конце матерчатой ленты ее конвейера, остаются протрясенные, промытые, пропущенные через сита невзрачные блеклые камушки – бриллианты. Каждый весом в карат, и каждый – человекоубийца, ибо за них, покуда вида не имеющих, будут убивать.
Правит город Алмаз всей округой, и мало, мало осталось не прельстившихся игрой его граней, не поклонившихся ему, не принявших на душу клейма его огранщиков.
И рассыпает Алмаз среди подданных своих дурман успеха – кому на грамм, кому на карат, кому на осьмушку…
– Какой-такой обман?! – скажет тебе здесь всяк встречный-поперечный и махнет рукой: – А, пустые твои слова…
– Так-то да… – призадумается кто порассудительней и добавит: Ну, а как без денег-то прожить, мил человек?
И только стон над тайгой, да вой над тундрой, да скрежет зубовный, да тьма в ослепших глазах.
– Борони Бог!
А кто живет по-иному, кому иные видны горизонты, быстра тому вода на стремнинах, холодна тому она на глубинах. Потому что не горы круты, а души черствы да слепоглухи.
Надя сняла трубку. Телефон звонил полчаса с короткими перерывами.
– Рыжая! Выдь на час! – услыхала она.
1 градус по Цельсию
– Эй, Рыжая!
Она не слыхала.
– Рыжая!
Герольды уже протрубили сбор на Торговой площади – их горны еще торчали из-за зубчатых башенок замка. Солнце вставало в зенит. И на площади весело стучали молотки и топоры – это королевские плотники готовили сцену для заезжей труппы.
– Представление! Вечером будет веселое представление! – гомонили в толпе. – Это будет совсем новая пьеса!
Торговки и белошвейки, мастеровые и ландскнехты, рыбаки, горшечники, менялы, часовщики, мамаши, солидные горожане в выходных костюмах в будний день, сводня, проезжие – все были в радостном предвкушении праздника.
