Я должен это помнить. Леру в первой реальности, во второй… в третьей… Но память играет в странные игры. Я помню Кейт, которую не знал в той жизни. А Лера…
Пробегаю за несколько секунд — маленькая Лера, мы оставляем ее у бабушки в Питере, Алена без дочки очень скучает, а я погружен в работу, мы видимся только летом, когда ребенок приезжает на каникулы. Лера в моей памяти одна, прежняя, и возникает новый страх: почему я не помню эту Леру? Не может такого быть, квантовая неопределенность не достигает таких больших значений; мир, где Лера существует, и мир, где у меня нет и не было дочери, не могут быть идентичными, это физически невозможно!
Да полно…
Существует бесконечное количество идентичных миров, в которых у меня нет дочери, и бесконечное количество идентичных миров, где у меня и жены нет и никогда не было, и бесконечное количество идентичных миров, где я не попадал в аварию, и бесконечное количество идентичных миров, где я умер, а не впал в кому… И все это разные бесконечности, и ни одна из них в принципе (неравенство Волкова!) не может пересечься с бесконечностями моих идентичных миров, в океане которых я сейчас плаваю, как щепка, бросаемая волнами моего подсознательного из одной идентичности в другую.
Если Лера не пришла, значит, у нее что-то случилось.
Она не придет или…
Движение воздуха. Кто-то открывает дверь уверенной рукой. Не скрывается, как Кейт, не стоит на пороге, как неизвестный мужчина. Знакомое поскрипывание колесиков, знакомый запах лавандовой воды и больничной химии, смесь запахов, по которой я легко определяю миссис Куинберн, медсестру. Голос у нее молодой, говорит она, правда, редко, поскольку обычно приходит одна, совершает нужные манипуляции (меняет мне постель, переворачивает, обтирает гигиеническими полотенцами) и уходит, не проронив ни слова, но иногда в палату заглядывает кто-нибудь из врачей и называет медсестру по фамилии, иначе я бы не знал, что ее зовут миссис Куинберн. Разговор всегда профессиональный, многих слов я не понимаю, и мне кажется, что миссис Куинберн, несмотря на молодой голос, — женщина средних лет, может, сорока, может, даже старше. Не знаю, почему я так думаю. По тому, как она ко мне прикасается? По тому, как иногда бормочет что-то под нос, так тихо, что я не разбираю ни слова?..
Миссис Куинберн подходит к мониторам, минуту стоит неподвижно — видимо, изучает показатели. Обычно она этого не делает, это не входит в ее обязанности, а свое дело она знает. В этой идентичной реальности у нее другие обязанности? Что заинтересовало ее на экранах?
